– Dobro jutro, Влад.

– Dobro jutro, Адамберг.

– Где у тебя телефон? Я тебя плохо слышу.

– Лежит на подушке.

– Приложи его к уху.

– Приложил.

– Hvala. Скажи Аранджелу, что прошлой ночью Арнольд Паоле выбыл из игры. Тем не менее он, как мне кажется, доволен, поскольку истребил пять могущественных Плогойовицев: Плёгенера, Воделя‑Плога, Плогерштайн, а также отца и дочь Плоган, в Финляндии. И еще отрезал ноги Плогодреску. Проклятие, тяготевшее над всеми Паоле, потеряло силу, и, по его словам, теперь они могут уйти. Потому что стали свободными. А дерево на холме Хаджгет должно умереть.

– Плог.

– Но остались еще две жеваки.

– Жеваки не опасны. Аранджел тебе скажет, что их надо только перевернуть на живот и они будут зарываться все глубже и глубже, просачиваться, как капля ртути, к самому центру Земли.

– Я не собираюсь брать на себя решение этой проблемы.

– Потрясающе, – зачем‑то сказал Влад.

– Обязательно скажи об этом Аранджелу. Ты намерен остаться в Кисилове до конца своих дней?

– Послезавтра я должен работать на одной конференции в Мюнхене. Возвращаюсь на путь истинный, которого, как ты знаешь, не существует и который к тому же вовсе не ведет к истине.

– Плог. А что значит «Losa sreca», Влад? Паоле сказал это, когда его подстрелили.

– Это значит «Не повезло».

Неподалеку, на расстоянии нескольких метров, сидел Кромс и выжидательно смотрел на него.

– Сейчас мы заедем в медпункт, тебе там обработают раны, – сказал Адамберг. – Потом будем пить кофе.

– Что значит «плог»?

– Это вроде капли правды, которая падает с высоты, – сказал Адамберг и пояснил это жестом: поднял руку, потом медленно опустил, словно проводя прямую линию. – Причем падает как раз туда, куда нужно, – добавил он и ткнул указательным пальцем в песок.

– Понятно, – сказал Кромс, глядя на ямку в песке. – А если она упадет сюда, сюда или сюда? – спросил он и ткнул пальцем в песок несколько раз, как попало. – Это будет уже не настоящий плог?

– Думаю, да. Не настоящий.

Адамберг вставил в стаканчик Кромса соломинку и намазал ему масло на хлеб.

– Давай поговорим о Жослене, Кромс.

– Меня зовут не Кромс.

– Это я тебя так окрестил. Учти, что для меня ты родился всего неделю назад. То есть ты – орущий младенец, и только.

– И ты у меня появился всего неделю назад. И про тебя можно сказать то же самое.

– Ну и как ты меня называешь?

– Никак.

Кромс со свистом втянул кофе через соломинку и вдруг улыбнулся – прямо как Влад с его манерой улыбаться, когда этого совсем не ждешь. Может, парня насмешил его собственный ответ, а может – свистящая соломинка. Его мать тоже готова была забавляться в самый неподходящий момент. Поэтому Адамберг и смог заняться с ней любовью у старого моста в Жоссене, когда лил дождь. А Кромс стал плодом этой забавы.

– Я не хочу допрашивать тебя в Конторе.

– Но все‑таки допрашиваешь, да?

– Да.

– Ну так я буду отвечать тебе как легавому, потому что для меня все эти двадцать девять лет ты им был и остаешься. Просто легавым.

– Был и остаюсь.