— А у ва… тебя… есть тату? — выдыхает Люба.
— Есть, — тяну руку вверх по клетчатой юбке, очерчивая бедро, и
останавливаюсь на ягодице.
— Здесь?
Приоткрыв губы, смотрит на мою руку.
Даже без микроскопа вижу, как бьется жилка на ее шее.
— Нет…
За спиной кто-то скрипит стулом. Нам обоим плевать, но я должен быть
более дальновидным. Со всей ясностью понимаю, что эта игра слишком
интересная, чтобы заканчивать ее в угоду моим низменным желаниям, поэтому, убрав с ее задницы свою руку, выпрямляюсь и говорю:
— Мне нужен тайм-аут.
Глава 24. Романов
Округлив глаза, Люба поднимает их вслед за мной, когда встаю и, прихватив свой стул, возвращаюсь на место. Плюхнувшись на него, с
весельем наблюдаю смену настроений на ее лице. От растерянности до
протеста, который она выражает, стреляя в меня возмущенным взглядом.
Усмехнувшись, обращаюсь к возникшей у стола официантке:
— Принесите счет.
Расставляя тарелки и раскладывая приборы, спрашивает:
— Карта или наличные?
— Карта, — смотрю на Любу, устраиваясь поудобнее.
То есть так, чтобы последствия нашей прелюдии не очень сильно давили
ниже пояса, особенно когда она смотрит на меня, снова дуя свои губы и
дыша так, что трепещут крылья маленького прямого носа.
Этот пит-стоп меня ни фига не радует, но попробовать ее на вкус я бы
предпочел без свидетелей, особенно когда сонное спокойствие вокруг нас
нарушает ввалившаяся в кафе толпа народа, нагруженная детьми и
ледянками. Не могу сказать, что это вернуло меня в реальность. Моя
реальность полностью сконцентрирована на сидящей рядом девушке, и все
о чем я сейчас думаю, так это о том, куда все эти чертовы игры нас заведут.
Сдув со лба прядь волос, Люба хватает маленькую столовую ложку и
вгоняет ее в присыпанное шоколадной крошкой пирожное, говоря:
— Приятного аппетита.
— И тебе, — взяв приборы, набрасываюсь на свой стейк.
Перестав жевать, наблюдая за тем, как она расправляется с пирожным и
только после этого принимается за нормальную еду.
Что за?..
Легкость, с которой она провернула эту несусветную хренатень, оставляет
на моем лице неизгладимый отпечаток. Увидев его, откашливается и
замечает:
— Суфле у них не очень.
— М-м-м… — тяну, стараясь не поперхнуться. — Может оно лучше заходит
на десерт?
— А вы… кхм… ты… — трясет головой. — Ты что, всегда следуешь
правилам?
— Если бы я им следовал, нас бы здесь не было.
Посмотрев мне в глаза, обещает:
— Я никому не скажу.
Я не сомневаюсь в том, что она прекрасно осознает положение вещей и то, что приватность происходящего идет по умолчанию.
Молча отпив воды из стакана, проверяю время. Почти три дня.
Поймав мой взгляд на своем лице, отодвигает тарелку и тихо произносит:
— Я все.
Это мало похоже на нормальный прием пищи. Кроме некатирующегося
суфле она толком ничего не съела, и что-то мне подсказывает, что для нее
это обычная практика.
Бросив на стол салфетку, лезу в карман куртки за телефоном, чтобы
расплатиться по счету. Покопавшись, нахожу давно забытую наличку, которую таскаю на всякий случай или на чаевые. Забросив в рот пластинку
жевательной резинки, все еще прихожу в себя, надевая куртку и снимая с
напольной вешалки Любину шубу.
Разворачиваю белое лохматое недоразумение, предлагая ей одеться.
Украдкой посмотрев мне в лицо, поворачивается спиной и бормочет:
— Спасибо. |