Ловлю ее на лету и кладу на комод, стряхнув с плеч пальто.

— Ты уверена, что мне стоит это знать? — подойдя к ней сзади, прижимаюсь носом к волосам на рыжей макушке, помогая снять куртку.

— Да… — говорит тихо, позволяя мне помочь.

Бросив пуховик рядом с шапкой, сжимаю ладонями узкие плечи, чувствуя

себя как-никогда здоровым, потому что без каблуков, платформы и прочего

арсенала, она еле-еле догребает макушкой до моего подбородка.

— О чем? — сгорбившись над ней, оставляю поцелуй на тонкой нежной

шее.

Издав тихий вздох, Люба шепчет:

— Что у тебя отпадная задница.

— Чего? — мое удивление совершенно неподдельное.

Прыснув от смеха, Люба разворачивается и обвивает руками мою шею.

Поймав ее бедра, помогаю обнять себя ногами в кислотно-розовых

лосинах. Развернувшись, несу ее вверх по лестнице.

Я не особо разбираюсь в женской логике, но подобное в свой адрес слышу

впервые.

— Ты думала о моей заднице на лекции по пептидным связям? — уточняю, толкнув ногой дверь.

Ее смех наполняет комнату, заставляя меня самого лениво улыбаться, пока

ищу выключатель.

— По-твоему я должна была думать о связях? — выпаливает она.

Сжимаю руками ее спину, заставляя влипнуть в себя каждым изгибом.

— Это было бы логично, — смотрю в ее смеющиеся глаза, откинув голову.

— Не удивительно, что у тебя с ними все так хреново.

Она снова смеется, а я бросаю ее на кровать.

— Может хочешь мне с ними помочь? — перекатившись на спину, приподнимается на локтях.

— Со связями? — остановившись над ней, принимаюсь расстегивать

манжеты рубашки.

— Да, с ними, — приоткрыв губы, следит за моими пальцами.

— Можем попробовать, — говорю хрипловато, отбрасывая рубашку.

Закусив губу, она водит глазами по моему торсу, и налет любой веселости

слетает с меня мгновенно, потому что вижу, как участилось ее дыхание и

как заерзали по матрасу бедра.

Я всегда считал себя терпеливым человеком. Знать бы где я похерил это

терпение, потому что совать член в рот недавно оперившейся

девственнице, даже несмотря на то, что она сама этого хочет, казалось мне

скотством. Но ее глаза впиваются в мою ширинку, пока стою над ней, опустив вдоль тела руки и жру глазами ее губы, пытаясь представить, что

будет, если она пустит свой острый язык в это дело.

Переместившись в пространстве, как кошка, Люба становится на колени на

матрасе, глядя на меня снизу вверх пылающими глазами.

Протянув руку, обхватываю ладонью маленький упрямый подбородок и

проталкиваю между розовых пухлых губ большой палец, спрашивая:

— Знаешь, о чем подумал я, когда увидел твои губы первый раз?

Сглотнув, она мотает головой, а подушки пальца касается ее язык.

Мгновенная пустота в башке закономерна, потому что моя кровь начинает

активно заполнять трусы, и это при том, что Люба еще даже ничего не

сделала. Просто саданула по моему пальцу языком и втянула его в себя, порхая своими пушистыми, твою мать, ресницами.

— О том, какой твой рот внутри, — говорю хрипло, второй рукой

расстегивая свой ремень.

Она проглатывает мой палец до самого основания. Посасывает его, сводя с

ума от ощущений моего пальца во влажном кольце ее губ. И делает это, прикрыв от удовольствия глаза.

Блять…

Расстегнув пуговицу на джинсах, тяну вниз собачку молнии.

Забрав свой палец, опускаю руки вдоль тела, предлагая ей продолжить

самой.

— Что мне делать? — лепечет взволнованно.