Потом с трона встал Малаглин, и его огромная, словно выкованная из бронзы фигура, вызывала ужас. Правитель спустился вниз по ступеням, и люди попятились под взглядом его холодных глаз. Сидрик же, напротив, стоял так, как будто был готов бросить вызов своему ужасному королю, но Конан оттащил молодого человека в сторону. Киммериец Конан не тот человек, который так просто позволил бы другому воину защищать его.

— Это, правда, — сказал северянин бесстрастно, — в моих одеждах есть пакет с документами. Но верно также и то, что они не имеют ничего общего с искусством магии, как и то, что я убью любого, кто попытается отнять их.

В ответ на эти слова каменное спокойствие Малаглина исчезло во вспышке ярости.

— И ты посмеешь противостоять даже мне?! — взревел гигант с горящими глазами, конвульсивно стиснув кулаки. — Может, ты считаешь себя уже королем Мантталуса?! Ты черноволосый пес, да я убью тебя голыми руками! Назад, освободите нам место!

Вытянув руки, король раздвинул своих людей в стороны, а потом, заревев, как буйвол, бросился на Конана. Нападение было таким быстрым и неожиданным, что Конан не смог его избежать. Они столкнулись грудь в грудь, и удар швырнул более «щуплого» Конана на колени. Малаглин, неспособный остановить свой импульс, обрушился на него, и оба, стиснув друг друга в смертельном объятии, начали совершать рывки и броски, пока люди с криками толпились вокруг.

Не часто случалось Конану мериться силами с человеком, сильнее, чем он.

Но король Мантталуса казался одним стальным пучком из костей и мышц, а также был невероятно быстрым. Ни у одного из противников не было оружия.

Противники сражались в ближнем бою, так же, как боролись и примитивные предки людей. В тактике Малаглина отсутствовало какое-либо искусство. Он сражался, как лев или тигр, в бешеном исступлении примитивного человека.

Снова и снова Конан получал удары, которые могли сломать его шею, как гнилую ветвь. Но и удары Конана в ответ производили хаос. Высокий властитель Мантталуса качался и трясся от них, словно дерево в бурю, но снова двигался вперед, как тайфун, нанося мощные удары, которые сотрясали Конана — дергая и разрывая его мощными пальцами.

Только необыкновенная скорость и боевой опыт позволили Конану защищать себя так долго. Его голое по пояс, уже исцарапанное и все в синяках, тело дрожало под ударами. Но и грудь Малаглина начала вздыматься от усталости. Его лицо выглядело как сырой кусок мяса, а тело несло на себе следы ударов, которые уже убили бы более слабого человека.

С криком, который был наполовину проклятием, а наполовину стоном, король бросился всем телом на киммерийца, свалив его своим весом на землю.

Когда они упали, он ударил Конана коленом между ребрами, пытаясь раздавить своим огромным весом его грудь. Но варвар извернулся, и колено правителя лишь скользнуло по бедру, а сам Конан выбрался из под падающего тела.

Падение разделило сражающихся бойцов, и они вскочили в одно и то же время. Сквозь пот и кровь, заливающие глаза, Конан увидел возвышающегося над ним короля, шатавшегося от усталости, с вытянутыми руками и кровью текущей по его огромной груди. Малаглин втягивал живот, жадно хватая воздух, и Конан, используя этот момент, со всей своей силы нанес удар левой рукой в солнечное сплетение. Правитель с хрипом выпустил воздух, и, опустив руки, согнулся, как поломанное дерево. Правая рука Конана описала дугу, а затем ударила противника в челюсть, после чего Малаглин упал и замер на земле.

В изумленной тишине, которая наступила после падения короля, пораженные взоры всех обратились на падшего гиганта, и стоявшую над ней, шатавшуюся от усталости фигуру. А вскоре, после этого со двора донеслись задыхающиеся крики. Они становились все громче, смешиваясь с грохотом копыт, который внезапно оборвался у внешней лестницы. Все повернулись к двери, в которой появилась измученная, окровавленная фигура.