Экипаж проводил время играя с их карманным коммуникатором, выпивая слишком много самогона, разрывающимся регги, скучным и вялым. Нэт избегала братьев, а они, в свою очередь, держались сами по себе. Изредка она могла слышать их гоготанье и задумывалась, что же они делали. Она заметила быстрые извиняющееся взгляды Зедрика, пока Даран казался призраком; хоть Уэс и говорил ему прекратить. Он не мог даже взглянуть в её сторону. Она была рада видеть его всё ещё перевязанную руку, сожжённой.

Она предположила, Уэс разговаривал с Шейксом и Фаруком о ней, с тех пор они не спрашивали её ни о чем, или, возможно, как Уэс, они не беспокоились, что она была отмечена, в конце концов, на это она надеялась; она понимала, они были заняты пытаясь удержать корабль, вместо того, чтобы обращать на неё внимание. Уэс больше ничего не говорил о камне, который она носила, и она о нём не упоминала. Ребята заполнили свои дни ремонтом корпуса, исправляя пробоины с помощью сварки нескольких слоёв стальной пластины, которые Уэс хранил только для таких случаев.

Нэт нашла было немного времени на передышку, но в спальных трюмах её укачало, а на палубе пахло ещё хуже. Экипаж надел банданы на носы, будто бандиты, и Нэт обрадовалась, что захватила свой шёлковый шарф из дома. Он до сих пор пах духами, которые она оставила на своём комоде, хотя и не знала, поможет ли это, так как через какое-то время она начала ассоциировать сладкий запах жасмина с гнилым запахом обветшалости.

Настроение среди ребят стало мрачным, после того, как шквал адреналина от спасания корабля и своих шкур утих. Экипаж был раздражительным и ворчливым: Даран и Зедрик были сверх возмущены этим, и даже Шейкс, который, казалось, весёлая душа, был часто нервным и несдержанным. С тех пор, как путешествие заняло вдвое больше времени, чем они планировали, их провизия стала ещё более скудной, чем они ожидали. Все страдали морской болезнью и были голодными, и через несколько дней Нэт научилась жить с пульсирующей головной болью и головокружением.

В то утро, она нашла Шейкса на кухне, жующего кусок коры.

— Можно мне кусочек? — спросила она.

Шейкс кивнул, протягивая ей веточку.

— Это помогает притупить голод, — сказал он.

Ранее, Уэс поделил на всех одну четверть завёрнутого в блин стейка и яйцо. Он разрезал завтрак на шестерых и подогрел на крышке двигателя. Так и было. Пока они ели, Нэт рассказывала, что до наводнения, жир был признаком бедности, богатые же… их статус позволял садиться на экстремальные диеты — очищающий сок и спа-отдых где они платили за привилегию голодания. Никто из них не поверил ей.

Она хрустнула куском дерева во рту и выплюнула его.

— Как вы можете есть это? — Прокашлялась она.

Шейкс улыбнулся.

— Ты сделаешь все ради спасения. — Он забрал кору назад, его руки немного дрожали.

Нэт открыла банку Нутри. Банка лежала в кладовой на протяжении веков. Она сделала глоток, пробуя на вкус дно тепловатой жидкости. Она смотрела, как рука Шейкса нервно трясётся держа кору, суетливо, словно крылья колибри.

— У вас есть что-нибудь от этого? — спросила она. — Я слышала, у них есть новое лекарство от токсичной лихорадки.

— Ты об этом? — Спросил Шейкс, подняв руку вверх и смотря на дрожь. — Это не та лихорадка, что у капитана. Я такой с детства.

— Постой, у Уэса токсичная лихорадка? — спросила она.

— Ага, ты не замечала? Его глаза беспокоят его иногда, — сказал Шейкс.

— Нет. — Она почувствовала боль за Уэса, теперь она знала. Уэс говорил, что отметины — это не болезнь. Болезнь у него. — Извини, — Нэт покраснела.

— Будет тебе. С этим легко ошибиться.