|
– Шайка супрефектуры? Да, меня посещают эти господа. Но ведь в последнее время господин Пекер де Соле не очень часто заходит к нам; мой муж напрямик сказал ему по поводу последних выборов, что он позволил себя одурачить. Друзья же его – это все люди очень приличные: господин Делангр, господин де Кондамен очень милы. Славный Палок – это само добродушие; надеюсь, что вы ничего не имеете и против доктора Поркье. Муре пожал плечами. – Кроме того, – продолжала она с иронией, – у меня бывает также и шайка господина Растуаля: достопочтенный господин Мафр и наш ученый друг господин Бурде, бывший префект… Видите, мы не такие нетерпимые, у нас приняты представители всяких мнений. Но поймите же, что ко мне ни один человек не зашел бы, если бы я выбирала своих гостей из од ной какой либо партии. Мы ценим ум, где бы и в ком бы он ни проявлялся; мы желаем соединять у себя на вечерах всех выдающихся лиц Плассана… Мой салон – нейтральная почва, поймите же это хорошенько; да, именно нейтральная почва, это самое подходящее выражение. Она все более и более воодушевлялась, по мере того как говорила. Всякий раз, когда ей приходилось касаться этого предмета, она под конец раздражалась. Салон был ее главною гордостью; по ее выражению, она хотела в нем царить не как руководительница известной партии, а как светская женщина. Правда, ее же друзья утверждали, что таким образом она подчинялась примирительной тактике, внушенной ее сыном Эженом, министром, по поручению которого она была в Плассане представительницей добродушия и мягкости Империи. – Что там ни толкуйте, – глухо проворчал Муре, – а ваш Мафр – сумасброд, Бурде – глупец, прочие же – большею частью мерзавцы. Таково мое мнение… Спасибо за приглашение, но это не по мне. Я привык рано ложиться спать. Предпочитаю сидеть дома. Фелисите встала и, повернувшись спиной к Муре, сказала дочери: – Все же я рассчитываю на тебя, моя милая. Можно надеяться? – Конечно, – ответила Марта, стараясь смягчить грубый отказ своего мужа. Старуха уже собиралась уходить, как вдруг раздумала: она увидала в саду Дезире, которую захотела поцеловать. Вместо того чтобы подозвать девочку, как ей и предлагали, она сама сошла на террасу, еще совсем сырую от утреннего дождя. Тут она стала осыпать ласками свою внучку, которая стояла перед нею с несколько испуганным видом; затем, как бы случайно взглянув вверх и заметив в третьем этаже занавеси, она воскликнула: – Как! У вас жильцы? Ах, да, припоминаю – священник, кажется. Слышала об этом… А что он за человек, этот священник? Муре пристально на нее посмотрел. Мгновенно у него мелькнуло подозрение, что она явилась только из за аббата Фожа. – Право, ничего не могу вам сказать… Может быть, вы сообщите мне сведения о нем? – проговорил он, не сводя с нее глаз. – Я? – воскликнула она в величайшем изумлении. – Да ведь я совсем не знакома с ним и никогда не видала его… Знаю, что он состоит викарием в церкви святого Сатюрнена; отец Бурет мне это говорил… Позвольте, это наводит меня на мысль, что следовало бы пригласить и его на мои четверги. У меня ведь бывает ректор главной семинарии и секретарь епископа. Затем она обратилась к Марте и сказала: – Знаешь ли, когда ты увидишь своего жильца, попробуй ка выведать у него, как он отнесется к такому приглашению. – Но мы его совсем не видим, – поспешил ответить Муре, – разве только когда он выходит из дому или возвращается; и он никогда не вступает в разговор. Да и не наше это дело. Он продолжал смотреть на нее с вызывающим видом. Очевидно, она знала об аббате Фожа гораздо больше и скрывала это; впрочем, она и глазом не моргнула под внимательным взглядом своего зятя. – Все равно, как хотите, – ответила она с полным самообладанием. |
