— Поиздеваться пришёл, да? — Мясник повысил голос. — Ты и твои дружки. То шины проколете, то гадкие слова на стёклах понапишете. Я всё знаю! Думаешь, я не знаю?

— Кажется, сейчас не очень подходящее время для беседы. До завтра!

Я попятился к двери, но промахнулся и свалил метлу. Рукоять метлы ударилась об пол с мерзким «чвак!». Моё сердце побежало прятаться куда-то в левый ботинок.

— Э нет! — проревел он. — Раз уж приволокся, выкладывай. Разберёмся здесь и сейчас!

И пошёл на меня. Шея у него была заскорузлая, словно покрытая чешуёй, и багровая, как сырое мясо.

— Нам не в чем разбираться, — пропищал я. — Я не прокалывал вам шины и ничего нигде не писал! Ну правда, я же не такой дурак, чтобы связываться с Ночным Мясником!

Он задумчиво почесал шею.

— И что — я должен тебе верить?

— Ага.

Мужик снял свои очки и вгляделся в меня. Глаза у него были такие же дикие, как и космы.

— Ладно, поверю. Покуда. Так чего тебе надо?

— Я пытаюсь помочь одному своему другу. Вы давно работаете в «Уолдбауме»?

— Фламандский! — гаркнул он.

— А?

— Тебе хочется узнать, что у меня за акцент. Фламандский. Я из Бельгии родом. Про Бельгию ты знаешь только шоколад и вафли. А теперь знаешь и меня.

— Ага, усёк: Бельгия — это вафли, шоколад и вы. Так как долго вы работаете в «Уолдбауме»?

— Девятнадцать лет. Когда я начинал, туши рубили толсто — баранья котлета шла с вместе с солидным куском филе. Эх, что говорить — мясо тогда было мясом, а не… — Он на мгновение мечтательно устремил взгляд в даль, в добрые старые времена, а потом выпалил: — Гюнтер!

— А?

— Тебе хотелось узнать, как меня зовут.

— Вообще-то нет, но всё равно спасибо. — Для меня всегда было проблемой не отвлекаться от основной темы, но здесь я, по-моему, впервые столкнулся с человеком, для которого эта задача оказалась ещё трудней. — Вы всё время работали именно в этом магазине или в разных?

— Всё время в этом, — ответил он.

— Отлично. Значит, вы были здесь девять лет назад, когда маленького мальчика оставили одного в тележке для покупок.

В его поведении настала резкая и внезапная перемена.

— Нет! — Он повернулся обратно к туше, которую разделывал. — Я тогда ещё не явился на дежурство! Я не помню!

— Если вы не помните происшествия, то как же вы можете помнить, что ещё не явились на дежурство?

Он поскрёб шелушащуюся шею. Сухие чешуйки кожи посыпались на разделочный стол. В жизни больше не стану есть мясо из «Уолдбаума».

— Экзема, — пояснил он.

— А?

— Ты хотел знать, почему я чешу шею.

— Что вы там делаете с шеей — это ваше личное дело.

Он перестал чесаться и уставился на меня долгим взглядом. Я поёжился.

— Это ты тот мальчик из тележки? — спросил он.

— Нет. Это мой друг.

Гюнтер кивнул, потом снял свой халат и принялся мыть руки.

— Этот твой друг — с ним сейчас всё в порядке?

— Не совсем.