Наверху он занялся привычной минералогической разведкой, когда же надумал спуститься, это оказалось делом непростым. Молодой человек решил просто «съехать» со скалы. Затея была рискованная: он споткнулся о камень и покатился вниз, не успевая ни за что ухватиться. Урсиклос непременно свалился бы в море, бушевавшее среди рифов, но, падая, зацепился за сухой сук и повис на поясе своей куртки.

Аристобулус Урсиклос оказался в очень опасном и в то же время комичном положении: он не мог отцепиться и висел между небом и землей.

Прошел час, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы мимо не проходил Оливер Синклер и не услышал крики. При виде Урсиклоса, зависшего на высоте тридцати футов, художнику вспомнились деревянные человечки, которых подвешивают над входом в харчевни для привлечения посетителей, и это его ужасно рассмешило. Но уже через пару секунд он бросился на помощь незадачливому верхолазу. Снять его оказалось не так-то просто: Оливеру пришлось взобраться на вершину скалы, чтобы вытянуть Урсиклоса наверх и помочь спуститься с противоположного склона.

— Видите ли, господин Синклер, — заявил Урсиклос, когда все было позади, — я неверно вычислил угол наклона скалы по отношению к ее оси, оттого и произошло это неудачное падение.

— Господин Урсиклос, — отвечал на это Оливер, — я рад, что удалось оказать вам помощь.

— Позвольте поблагодарить вас.

— Не за что, сударь, вы сделали бы для меня то же самое, окажись я на вашем месте.

— О да! Разумеется!

— Превосходно! Значит, мы с вами квиты.

И двое молодых джентльменов расстались, весьма довольные друг другом.

Оливер Синклер и не подумал никому рассказывать об этом эпизоде, не придавая ему никакого значения. Урсиклос тоже помалкивал, признательный художнику за его скромность. Реноме ученого не пострадало.

Вернемся, однако, к Зеленому Лучу, который все еще был недостижимой мечтой. Времени для наблюдений оставалось совсем немного — осень уже закрыла небо непроницаемой завесой туманов. Прозрачных, ясных вечеров, на которые так скуп сентябрь, оставалось все меньше. Скоро вообще скроется из виду четкий, будто по линейке прочерченный горизонт, и тогда придется отложить наблюдения до будущего года.

Все это было крайне досадно для мисс Кэмпбелл и Оливера Синклера. Пар, поднимающийся с моря по вечерам, застилал закат. Так продолжалось первые четыре дня ненастного в северных широтах сентября. Каждый вечер мисс Кэмпбелл и Оливер Синклер в сопровождении дядюшек приходили к морю, садились на прибрежную скалу, омываемую прибоем, и ждали заката, который на фоне пурпурных туч казался более величественным, чем при ясной погоде.

Художник был в восторге от великолепной игры красок. Оттенки менялись по мере приближения к горизонту, над морем то и дело вспыхивали золотисто-лиловые сполохи. Каскады этого огня отражались в воде, сотнями бликов переливались в облаках, плывущих по небу, будто воздушные ладьи, закрывающие своими парусами последние закатные лучи.

Солнце садилось, и наши путешественники уходили к себе в гостиницу разочарованные, словно зрители из театра, где слишком поспешно опустили занавес, не дав публике досмотреть последней сцены.

— До завтра! — говорила мисс Кэмпбелл.

— До завтра! — отвечали ей дядюшки. — У нас есть предчувствие, что завтра…

Это повторялось каждый вечер, но предчувствия братьев Мелвилл все не оправдывались.

Пятого сентября под теплыми солнечными лучами тучи рассеялись, утро обещало ясную погоду. Стрелка барометра, которая в последние дни так неохотно подползала к отметке «ясно», наконец замерла на ней.