— Как только этот распутный бей позволяет себе такое при жене и дочерях? — спрашивал Халиль Заки.

— Он ведет себя так же, как и они, — отвечал Сайид Шаир.

Сайид Шаир жил ближе всех к дому семейства аль-Хамлауи и буквально сгорал от любопытства.

— Тайна раскрыта! — объявил он нам однажды.

Мы окружили его, и он торжественно возвестил:

— Госпожа живет с гладильщиком Мухаммедом!

Гладильщика Мухаммеда, сильного, драчливого парня, кривого на один глаз, мы знали отлично, он гладил белье всей улице. Трудно было представить, чтобы элегантная, похожая на киноактрису госпожа могла полюбить одноглазого Мухаммеда, пузатого, с толстой шеей и широким некрасивым лицом.

— Она ходит к нему домой, закутавшись в милайю, — сказал Сайид. — Я видел ее собственными глазами.

Госпоже не нужно было кутаться в милайю. Гладильщик сам приносил белье в дом и оставался там иногда по часу и больше. Когда же Ассам-бей уехал с актрисой за границу, гладильщик и вовсе перестал стесняться: все время проводил он в доме у госпожи, иногда даже ночевал. А дочери Ассам-бея ходили гулять на окраину Аббасии и встречались там с поклонниками или принимали их у себя в саду. Их поклонниками были: Ид Мансур, Шаарауи аль-Фаххам, мой родственник Ахмед Кадри, офицер из полицейского участка аль-Вайли, зубной врач и учитель-француз.

Мы считали мужским долгом выразить свое осуждение семейству и его посетителям — за отсутствием других возможностей — тем, что швыряли в их окна камни. Однако к дому, очевидно заботами влюбленного офицера, был приставлен для охраны полицейский. В то время я был безумно влюблен в Сафа аль-Кятиб и меня страшно возмущало поведение дочерей Ассам-бея, которое я считал недостойным, порочащим самое высокое чувство на свете. Однако в 1930 году мы с нашим злословием были посрамлены. Все три девушки одна за другой вышли замуж и стали образцовыми женами. Старшая вышла за инженера, средняя — за секретаря министра, младшая — за преуспевающего адвоката. Они в корне изменили свой образ жизни, и их семьи могли считаться образцом добропорядочности. Уже в пятидесятые годы мне случалось встречаться с их сыновьями, серьезными молодыми людьми прогрессивных взглядов. Ассам-бей умер в годы второй мировой войны, примерно в то же время, когда погиб Шаарауи аль-Фаххам. Его вдова получила большое наследство. Ей было лет пятьдесят, но она все еще оставалась красивой и энергичной. Жила она одна, дочери навещали ее редко. Связь с гладильщиком продолжалась, но, вероятно, Мухаммеду уже хотелось избавиться от вдовы. Однажды у входа в гладильню он дал ей пощечину на виду у всей улицы — они о чем-то поспорили. Спустя несколько недель после этого госпожа взяла себе в любовники мясника.

— Старушка — аристократка, но у нее демократические вкусы! — говорил по этому поводу Гаафар Халиль.

В конце войны госпожа продала дом и уехала из нашего квартала. Однако мы не потеряли ее из виду — она часто бывала в кафе в центре города. Перед ней обычно стоял бокал вина. Подловив какого-нибудь юнца, она покидала кафе. Этим она приобрела известность. За таким же занятием я увидел ее в Александрии. Порой она на время исчезала и потом появлялась в тех же местах и вновь принималась за свою игру. Однако она старела, шику в ней поубавилось, было ясно, что деньги у нее подходят к концу так же, как и ее дни. При каждой новой встрече я замечал, что она сдает. Теперь это была просто старуха, дряхлая и немощная. Она уже не ходила — а может быть, ее не пускали? — в дорогие кафе, а бродила по улицам в порванной, ветхой одежде. Потом и вовсе стала появляться в галабее и шлепанцах и кончила нищенством. Сам я, правда, не видел, чтобы она протягивала руку. Владельцы забегаловок на обычном пути следования старухи подкармливали ее и давали немного денег.