Вентилятор щелкнул и завертелся по-другому. Поток воздуха сменил направление, и с пола взлетел комок пыли.

Эрик начал обратный отсчет. Он медленно вел Мартина ниже уровня каталепсии, еще глубже.

— Пятьдесят три, пятьдесят два…

Эрик никогда еще не погружал пациентов в такой глубокий гипноз. Он остановился, только когда начал опасаться, что тело Мартина совсем замрет в покое и сердце перестанет биться.

— Тридцать девять, тридцать восемь… вы погружаетесь все ниже, дыхание все спокойнее…

Наверное, Памела права, подумал Эрик, и бред Мартина о мальчиках, которые не дают ему заговорить, связан с потерей братьев.

Возможно, Мартин не присутствовал на похоронах — лежал в больнице после аварии или был слишком потрясен и не понял, что произошло.

Психоз о братьях-призраках, вероятно, связан с тем, что в детстве Мартин никогда не видел их могилы. Он так и не понял, что братья умерли.

— Двадцать шесть, двадцать пять… когда я досчитаю до нуля, вы окажетесь на кладбище. Вы пришли туда, чтобы похоронить братьев.

Мартин погрузился в глубокий гипноз, в области, где внутренний критик почти не имеет власти и где представления о времени и логике подергиваются туманом.

Эрик знал, что на пути реальных воспоминаний могут встать сновидения, что в воспоминания могут пробиться фрагменты прежних психозов, но все-таки считал, что к цели их приведет только глубокий гипноз.

— Одиннадцать, десять, девять…

Эрик понятия не имел, как проходили похороны в реальности. Он рассчитывал сотворить собственную церемонию, с панихидой и погребением.

— Шесть, пять, четыре… перед вами кладбище. В этом умиротворенном месте люди прощаются с теми, кого больше нет в живых. Три, два, один, ноль… и вот вы там, Мартин. Вы потеряли семью, вам очень грустно, но вы понимаете, что несчастья случаются безо всяких причин… Ваших родителей уже предали земле, и теперь вы пришли на кладбище, чтобы проститься с обоими братьями.

— Не понимаю…

— Вы направляетесь к группе людей в черном.

— Пошел снег, — прошептал Мартин.

— Снег на земле, голые ветки деревьев… люди отходят, вы приближаетесь к свежей могиле. Видите ее?

— На этом месте еловые лапы, — пробормотал Мартин.

— Рядом с ямой два маленьких гроба с открытыми крышками… вы видите своих братьев. Оба они мертвы. Это очень, очень грустно, но не страшно… вы смотрите на них, на их знакомые лица, и прощаетесь с ними навсегда.

Мартин встал на цыпочки и всмотрелся в обоих мальчиков, лежавших в гробах. Сине-серые губы, закрытые глаза, аккуратно причесанные волосы.

Эрик увидел, как из глаз Мартина потекли слезы.

— Священник закрывает гробы, и их опускают в землю, а священник говорит, что ваши братья обрели покой.

Мартин смотрел на мрачное небо. Белое, как лед на озере.

Над землей взлетали снежинки, как когда трясешь стеклянный шар.

Снежинки вились возле брюк и пальто пастора и поднимались выше, к цилиндру.

Мартин шагнул вперед. Гробы братьев стояли на дне могилы. Наконец-то они обрели покой в освященной земле.

Долговязый священник снял шляпу и вынул из нее кукольную голову, вырезанную из большой картофелины.

— Прах ты и в прах возвратишься, — проговорил Эрик.

Священник продемонстрировал безволосую головку, изображая, будто это она выговаривает слова из Первой книги Моисеевой.

Мартин не мог оторвать взгляд от вырезанной из картофелины, раскрашенной рожицы. Широкий красный нос, редкие зубы, брови тонкими насечками.

— Двое мужчин берут лопаты и начинают засыпать гробы землей.