Пока Бродяга обнюхивал водосточную трубу, Памела оглянулась: вдруг ее кто-нибудь преследует.

Какой-то худощавый мужчина смотрел в окно галереи.

Памела повела собаку дальше. Они миновали крутую лестницу у церкви Энгельбректа и пошли по газону. Бродяга задрал лапу на дерево и не торопясь проследовал дальше, к скале с гротом. Во время Второй мировой войны грот служил убежищем; сейчас там колумбарий, где люди хранят урны с прахом родных и близких.

Бродяга стал обнюхивать скальную стену.

Памела снова оглянулась. К ним большими шагами приближался мужчина, которого она заметила у галереи.

Это же Примус.

Памела инстинктивно потащила Бродягу за собой, в тень грота, и прижалась к закрытой двери.

Примус остановился и стал оглядываться; седой хвост мотался по спине. Бродяга пожелал выйти, но Памела удержала его, и он заворчал. Примус повернулся, прищурился на грот и сделал шаг в их сторону.

Памела старалась не дышать. Вряд ли Примус ее сейчас видит.

По улице проехал тяжелый грузовик, подняв сквозняк, от которого закачались ветки кустов.

У входа в грот пришли в движение листья и мусор.

Примус, рыская глазами, шел прямо к пещере. Памела открыла дверь колумбария и втащила Бродягу за собой.

В прохладном помещении пахло увядшими цветами и горящими стеариновыми свечками. Пол посыпан мелкими камешками, скальный потолок выкрашен белой краской.

Колумбарий оказался похож на библиотеку, только вместо стеллажей с книгами здесь стояли подобия архивных шкафов зеленоватого мрамора с сотнями закрытых ниш.

Памела, слыша, как хрустят под ногами камешки, быстро миновала первый ряд и свернула за второй.

Она опустилась на колени, обнимая Бродягу за шею.

Других посетителей Памела не видела, но стулья были выдвинуты, а в тяжелых чугунных подсвечниках горели свечи.

Дверь открылась; прошло довольно много времени, прежде чем она закрылась снова.

Памела уже надеялась, что Примус отступился, но тут хрустнули камешки. Человек медленно прошел несколько шагов и остановился.

— У меня вести от Цезаря, — объявил Примус, ни к кому не обращаясь. — Ему бы понравилось это место, он просто одержим своими крестиками…

Памела встала. На ум ей пришли кресты на пальцах Пророка.

Она так и видела его тело, покрытое крестами. Крестики были на стенах, на потолке, на полу.

Шаги приближались.

Памела заозиралась, пытаясь найти выход. Она обернулась, чтобы бежать; в этот момент Примус обогнул «шкаф» с нишами и оказался прямо перед ней.

— Отвяжись от меня!

— Цезарь не хочет, чтобы Мартина загипнотизировали еще раз, — объявил Примус и показал Памеле четкую полароидную фотографию.

Грязное лицо Мии освещала вспышка. Девочка выглядела измотанной и истощенной. Фотограф держал перед ней черное мачете. Тяжелое лезвие лежало у Мии на плече, а острие было нацелено ей в горло.

Памела сделала шаг назад, оступилась и уронила сумочку на посыпанный гравием пол.

— Он говорит, что отрубит ей руки и ноги, а раны прижжет, пусть живет в картонной коробке…

Примус шагнул вперед, и Бродяга залаял. Памела нагнулась, чтобы собрать высыпавшиеся из сумочки вещи.

Последний раз Бродяга лаял так много лет назад; он еще и бросился на агрессора. Примус попятился. Бродяга оскалил зубы и зарычал.

Памела схватила поводок и потащила Бродягу к двери. На улице Памела подхватила собаку на руки и побежала, не оглядываясь.

У двери подъезда она, задыхаясь, опустила собаку на землю, набрала код и втащила пса в подъезд, потом в лифт; они поднялись на пятый этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта.

Памела быстро заперла за собой и пошла по квартире, зовя Мартина.