— Нет, не пора. Я… Я так горжусь, что ты мой папа. Ты спас тех девушек…

Она замолчала и вытерла мокрые щеки.

— Спасибо.

— Я даже боюсь спрашивать, ранен ты или нет.

— Так, пара синяков.

— Говори как есть.

— Я в реанимации. Ничего опасного, но у меня несколько ножевых ранений, осколки от взрыва и еще яд, который врачи пока не определили.

— Какие мелочи! — улыбнулась Люми.

После развернувшихся на ферме событий прошло пять дней. Йона все еще оставался в больнице, но уже не в реанимации, к тому же он снова мог ходить.

Бомбы, которые Цезарь заложил в бараки, так и не взорвались.

Двенадцать девушек обрели свободу, но Бленда скончалась несколько дней спустя от ран, полученных, когда грузовик перевернулся.

Изуродованное тело Цезаря обнаружили на дне старого карьера. Среди остатков прицепа и обломков мебели лежала картонная коробка, в которой содержали скелеты братьев и сотни норочьих черепов.

Бабушку отправили в изолятор, дело передали в прокуратуру.

Примуса арестовали возле дома сестры.

Техники-криминалисты продолжали работать на месте преступления; оставалось неясным, сколько женщин умерли или были убиты на ферме за все эти годы. Некоторых кремировали, некоторых зарыли в землю, а иных, рассовав по мусорным мешкам, выбросили в местах, куда не так легко добраться.

В промежутках между сдачей анализов, физиотерапией и перевязками Йона проводил время на встречах с прокурором.

Валерия перебронировала билеты и уже возвращалась в Швецию. Она так тревожилась за Йону, что, разговаривая с ним по телефону, плакала.

Вчера Йону навестил Эрик. Подвижность в плече почти вернулась, Эрик пребывал в исключительно хорошем расположении духа и рассказал, что начал новую главу своей книги. Материалом к ней послужила старая рукопись «Отражение».

Йона, одетый в черные тренировочные штаны и застиранную футболку с надписью «Лейб-гусарский полк», возвращался от физиотерапевта: после ранений следовало укрепить живот, грудь и спину.

Хромая по коридору, он размышлял о маленьких скелетах. Как странно, что братьев не похоронили и не кремировали. Надо позвонить Нолену, спросить, как шло разложение: мальчиков закопали в землю или сразу выварили, обнажив кости, как в случае с норочьими черепами?

В своей палате Йона положил список упражнений на кровать и подошел к окну. Поставил бутылку с водой на подоконник и выглянул на улицу.

Солнце, пробившееся сквозь тучи, осветило толстое стекло бутылки. На костяшки Йоны, на пластырь поверх зашитых ран, легла исполненная света тень.

Скрипнула дверь. Йона обернулся — и увидел Памелу. Одетая в зеленую трикотажную кофточку и клетчатую юбку, она опиралась на костыль. Кудрявые волосы убраны в хвост.

— Когда я заходила в прошлый раз, вы спали, — сказала Памела.

Она прислонила костыль к стене, хромая, подошла к Йоне и обняла его. Потом отступила на шаг и серьезно посмотрела на него.

— Йона, я не знаю, как начать… То, что вы сделали…

Голос стал сиплым, Памела резко замолчала и опустила голову.

— Жаль, что я так долго искал ответ на загадку.

Памела прочистила горло и снова посмотрела на него.

— Вы нашли ответ раньше всех. Благодаря вам я вернула себе свою жизнь… и даже больше. Столько, что я о таком даже не мечтала.

— Так и должно быть, — улыбнулся Йона.

Памела кивнула и посмотрела на дверь, а потом крикнула в коридор:

— Заходи, навести Йону.

Вошла, осторожно ступая, Алиса. Взгляд девушки был настороженным, щеки пылали.