Но больше без разрешения не смей туда лазить, понял? — тут же посерьезнел он. — Двумя разочками там, конечно, и не пахнет, а вся страница порядком излизана.
— Клянусь клыками саблезубого тигра, что больше ни разу без вашего разрешения не прикоснусь, — смиренно пропел котяра, — но уж если мне очень захочется, Петр Петрович, надеюсь, что вы не откажете своему верному слуге?
— Ладно, ладно, подлиза, — примирительно ответил «Воландин», — посмотрим на твое поведение.
Глядя на то, что теперь покоилось на мольберте, Валерий Иванович в прямом смысле слова картиной никогда бы не назвал, потому что это было не творение рук человеческих, а причудливая игра света и тени, в которой угадывались подлинное пространство и объем, живое движение воздуха. Словно кто-то, вырвав из действительности понравившийся ему пейзаж, заключил его в великолепную раму и в уменьшенном виде выставил на всеобщее обозрение. Хотя местоимение кто-то, как вы понимаете, здесь совершенно неуместно, а с полной определенностью можно было сказать, что автором так называемой картины теперь являлся сам глава могущественного ведомства.
Кот покрутил головой, потом, глядя на картину, почесал лапой за левым ухом и неожиданно обратился к «Воландину»:
— Прошу прощения за излишнюю навязчивость, но нельзя ли и мне здесь тоже следочек оставить?
— Ну что ж, попробуй, если ничего не напортишь. А что, я разве какую-то деталь упустил? — недоуменно посмотрел на свое детище «Воландин».
— Да нет, конечно, шеф, это точная копия оригинала. Я не в этом смысле говорил. Совсем не это имел в виду.
— А что же тогда?
— Ну это маленькое добавление, — хитро промурлыкал котяра и неизвестно откуда взявшимся простым карандашом написал на стене дома рядом со входом крупное слово «БЕГЕМОТ». — Ну вот теперь все!
Тут все наблюдавшие за действиями нахального кота от изумления даже пораскрывали рты, подивившись столь неприкрытой наглости, а глава могущественного ведомства даже насупил брови.
— Ну уж это слишком! Ты зачем испортил картину, негодяй? Теперь копия отличается от оригинала. Где ты видишь в действительности надпись на стене?
— Сейчас будет, мессир… Петрович, — сделал наивное выражение кот, направляясь в сторону музея, — в один момент исправим это пустяковое несоответствие.
— Стой! — грозно прикрикнул «Воландин», — никаких исправлений! Этого там только и не хватало. Сейчас вслед за тобой и всем остальным захочется в память о себе чего-нибудь понацарапать на стене и превратить приличное здание черт знает во что!
— Но я ведь первым заметил недостаток, — напыжился обидчиво кот, — и если бы не я, то, согласитесь, что справедливость не была бы восстановлена. Разве не так? Имею я право на моральное удовлетворение?
— Имеешь, — недовольно проговорил «Воландин», — но не подобным образом.
— А я больше никак не хочу, — упрямо надулся кот. — Подумаешь, всего-то одно безобидное слово! Можно, конечно, и поменьше размером…
— Согласен уменьшить в… пятьдесят раз, — отрезал «Воландин», — или вообще никак.
— Ну ладно, что с вами поделаешь, — недовольно пробурчал Бегемот, — только бы лучше не в пятьдесят, а хотя бы в сорок девять, тогда в бинокль было бы заметнее…
— Ну пусть будет в сорок девять, — согласился «Воландин» и еще раз подул на картину.
И тут же слово, уменьшившись, превратилось в едва различимую точку. |