Ведь тебе не удастся указать мне хотя бы одного сына Адама, чьи суждения, наклонности и пристрастия шли бы исключительно прямой дорогой, как диктует здравый смысл, а не сворачивали бы то и дело в сторону.
– Твоя правда, тетушка, – согласился я, – но ты‑то сворачиваешь с прямой тропы подобрей воле, и заставить тебя вернуться на нее можно было бы лишь силой.
– Сдаюсь и умоляю о пощаде, – улыбнулась тетушка. – Помнишь ли ты такую шотландскую песенку, хотя, боюсь, произношение у меня неправильное: «Hateel mohateel nah dowskee mee»
И скажу тебе, племянничек, что сны наяву, которые сплетает мое воображение, пребывая в том состоянии, какое твой любимый Водсворт называет «полет души свободный», стоят всей остальной, более деятельной части моего существования. Вместо того, чтобы заглядывать в будущее и строить воздушные замки, как любила я в юности, теперь, стоя на краю могилы, я обращаю взор назад, к событиям и обычаям моих лучших дней, и печальные, но вместе с тем отрадные воспоминания подступают ко мне так близко и так живо, что мне даже кажется порой, будто было бы просто святотатством становиться мудрее, рациональнее и непредвзятое тех, кого я почитала в молодости.
– Кажется, я наконец разумею, что вы имеете в виду, – заметил я, – и вполне понимаю, отчего вы иной раз предпочитаете сумрак иллюзии ясному свету разума.
– Когда делать нечего, – подхватила тетушка, – мы можем посидеть и в темноте, коли она нам по вкусу, но если же предстоит работа, то волей‑неволей приходится послать за свечами.
– И при таком сумеречном и неверном свете, – продолжил я, – воображение сплетает свои зачарованные и зачаровывающие видения и порой уводит их за пределы реальности.
– Да, – подтвердила тетушка Маргарет, женщина весьма начитанная, – особливо для тех, кто подобен переводчику Тассо:
Поэт, который в озаренье дивном
Сам верит в чудеса, что он воспел.
И для этого тебе вовсе не нужно обладать особой чувствительностью ко всяким тягостным ужасам, какие порождает подлинная вера в подобные явления – так верят в наши дни разве что дети да глупцы. Совсем необязательно, чтобы в ушах у тебя начинало звенеть, а лицо меняло свой цвет, точь‑в‑точь как у Теодора при появлении призрачного охотника. Все, что необходимо для того, чтобы насладиться этим мягким чувством трепета перед сверхъестественным – это восприимчивость к той легкой дрожи, что неслышно подкрадывается, когда вы слушаете страшную историю – самую что ни на есть достоверную повесть, которую рассказчик, сперва высказав свое недоверие ко всем подобным россказням в общем и целом, предлагает вашему вниманию как историю, в которой присутствует нечто необъяснимое – по крайней мере, он, рассказчик, объяснить это не берется. Другой симптом – мимолетная нерешительность, прежде чем оглянуться кругом в момент, когда повествование достигает своего пика, а третий – боязнь заглянуть в зеркало, когда ты вечером одна в своей комнате. Таковы, скажу я тебе, признаки того, что женское воображение довольно уже разыгралось, чтобы как следует насладиться историей с привидениями. Но не берусь описать симптомы, что характеризуют соответствующее расположение духа у мужчин.
– Этот последний симптом, милая тетушка, то бишь, страх перед зеркалом, сдается мне, весьма редкое явление среди прекрасного пола.
– Сразу видно, что ты ничегошеньки не смыслишь в женщинах, племянничек. Все дочери Евы жадно вглядываются в зеркало перед тем, как выйти в свет, но стоит им вернуться домой, как сие волшебное стекло теряет былые чары. Жребий уж брошен – вечер прошел успешно или же неуспешно, даме удалось или не удалось создать то впечатление, на которое она рассчитывала. |