-  Да? - Врач наклонился к его лицу. - Думаешь, нервный мальчишка попался?

    -  Вы же знаете, Михаил Сергеевич, сейчас проще такого, нежели нормального встретить.

    -  Ладно, Настя, скажешь анестезиологу - под общим работать будем. Оно и с новокаином меньше риска. Все, я руки мыть пошел, готовьте его…

    Андрею обильно полили живот какой-то жидкостью, протерли бинтом, опять полили, но на этот раз потерли ватным тампоном. Носилки дрогнули, покатились дальше, еще за одну дверь. Зверев увидел большущий плафон с фарами - как в зубоврачебном кабинете. Его переложили на нечто, формой напоминающее распятие, причем руки тут же развели в стороны и прихватили бинтами. Сестра, которую называли Настей, подкатила капельницу, стала прицеливаться иглой в вену.

    -  А как же наркоз? - забеспокоился Андрей, опасаясь укола не столько из-за боли, сколько из-за ощущения полной беспомощности. Наверное, именно так чувствует себя приготовленная для препарирования лягушка.

    -  Все будет, все будет, - пообещал старик, невесть как оказавшийся у его бедра. - Здесь болит? А здесь?

    По животу опять побежали холодные пальцы. В какой-то момент тело ответило на прикосновение болью, и старик кивнул:

    -  Давайте! Ты, кстати, в каком классе учишься?

    -  В девятом, - ответил Андрей. - У нас десятилетка, как раньше.

    -  Это хорошо, - кивнул старик. - Считать, надеюсь, научился?

    -  Да.

    -  Сколько пальцев? - выставил он свою пятерню.

    -  Пять.

    -  А так?

    -  Четыре.

    -  Верю, мальчик, учишься хорошо, - улыбнулся старик, и на лицо Андрея легла маска. - Но давай попробуем еще раз. Сколько пальцев?

    Старшеклассник напрягся, пытаясь разглядеть руку, но перед глазами стремительно сгустилось какое-то красно-коричневое марево.

    Андрей тряхнул головой, шире открыл глаза. Марево рассеялось. Он увидел светло-коричневые, плотно подогнанные доски, но которым скакали разноцветные зайчики. Тело ощущало приятную легкость, плавало в чем-то теплом и ласковом.

    «Это я чего, вниз головой над полом вишу? - подумалось Звереву. - Хотя полы тут, в больнице, должны быть с линолеумом».

    Он попытался перевернуться, взмахнул руками, хлопнул по чему-то мягкому и сел в постели, опершись на выставленные назад руки. Его взору открылась обширная палата с бревенчатыми стенами, ломаным витражным, но одноцветным окном. Да и коечка у него была явно не казенная - размером с половину домашней спальни.

    -  Андрюшенька, дитятко мое! Очнулся, исцелился, миленький! Вернулся, вернулся ко мне, кровинушка! - Рассмотреть комнату подробнее он не смог, поскольку его сгребла в объятия какая-то тетка и принялась тискать, словно кусок пластилина. - Радость моя, солнышко единственное, чадо мое любое! Да ты, вестимо, голоден, что зверь лесной? Почитай, неделю росинки маковой во рту не бывало. Я сей же час, стряпухам крикну. Принесут чего быстренько…

    Тетка вышла, оставив Андрея одного, и он смог осмотреться еще раз.

    Палата была обширной, не меньше двадцати метров. Дощатый пол, такой же дощатый потолок. Стены срублены из бревен в пол-обхвата, но за изголовьем шла широкая полоса изразцов. Окно собрано из небольших кусочков неправильной формы, вклеенных в светлую оправу - то ли из олова, то ли из свинца. Скорее, олово - свинец ведь мягкий слишком.