|
А еще – об этом в своей книге о танго пишут братья Батес – еще были дома, один из них назывался «Сеть» (кажется, он размещался на улице Дефенса), особые дома, чтобы танцевать танго. И там мужчины танцевали с мужчинами. Иногда танцевали в домах, которые не являлись «дурными домами» в точном смысле, – они были, скажем, преддверием таких домов. Среди самых прославленных мест назову кондитерскую Хансена, «Таверну», «Велодром» и еще два дома, где собирались куманьки и хулиганы. Один из домов стоял на улице Чили рядом с проспектом Энтре-Риос; другой дом прославился тем, что дал название знаменитому танго – то был танцевальный дом для куманьков, для хулиганов и для «женщин жизни», располагался он на улице Родригес-Пенья; наверное, это один из тех старых домов, что до сих пор остались в этом квартале: улица Родригес-Пенья, между Лавалье и Коррьентес.
А если вам требуются еще доказательства помимо приведенных, то вот они, четыре строчки Эваристо Каррьего, который описывал современность, не имел причин и не мог соврать. Каррьего пишет: Иными словами, двое мужчин. А мой дядя-моряк, в юности бесшабашный гуляка, говорил, что однажды он с группой кадетов отправился в знаменитый в то время конвентильо со значимым названием «Четыре ветра», на улице Лас-Эрас. «Четыре ветра» – это предполагает большие дворы, «большие дворы, где гуляют ветра», как пишет Сильвина Окампо в замечательном стихотворении, посвященном Буэнос-Айресу. И вот там-то один из кадетов вознамерился танцевать корте, и люди из конвентильо, простые жильцы конвентильо, выставили его вон. То есть на самом деле все было совсем не так, как в сентиментальной истории, которую создали для нас фильмы: народ не создавал танго, народ не навязывал танго высшим слоям. Все происходило как раз наоборот. Корни у танго действительно неприличные. А потом молодые задиры – ребята при оружии или при кулаках (именно они стали первыми аргентинскими боксерами) – привезли танго в Париж. И после того как этот танец был облагорожен в Париже, тогда, можно сказать, район Норте навязал танго всему Буэнос-Айресу, который наконец его принял, и очень хорошо, что именно так все и вышло. Итак, у нас есть персонажи: куманек, сутенер, молодой задира, а еще у нас есть «женщина дурной жизни». Что же касается корте – корте исполнял только мужчина, а женщина – никогда. Ведущим в танце был мужчина, а женщина это принимала. И еще: танго происходит от милонги. То есть вся печаль, которая есть в танго и которая породила утверждение, что «танго – это грустная мысль, которую танцуют», как будто бы музыка происходит от мыслей, а не от чувств, – все это относится к танго гораздо более позднего периода. Это, определенно, не относится к «Початку», к «Парню из Энтре-Риоса», к «Аргентинскому апашу», к «Цыпленочку», к «Семи словам», к «Ночной попойке» – то есть к первым танго. В следующий раз мы исследуем этих персонажей, особенно куманька и второго, несколько подзабытого (возможно, из соображений благопристойности) – молодого хулигана, задиру. Ведь именно они, наравне с руководителями оркестров, способствовали всемирному распространению танго и сделали так, что танго во всем свете носит аргентинское название. Я уже упоминал о вероятности африканского происхождения этого слова. Однако не стоит забывать, что существует и испанская музыка с названием «танго», она отличается от нашего танго – или, лучше сказать, от наших танго, – и это различие не меньше, чем непреодолимая пропасть между «Початком» или «Кумпарситой» и последними экспериментами композиторов-авангардистов. Лугонес высказывается за латинскую этимологию – от слова «tangere», «tango»… да… «tangere», «tango», «tetigi», «tactum». |
