И здесь начинаются танго, которые я называю плаксивыми: такие как «Путь-дорожка» и ему подобные.
Но есть еще одно имя – имя, которое вы, несомненно, ожидаете услышать: Карлос Гардель. Потому что Карлос Гардель – помимо его голоса, помимо его слуха – произвел с танго нечто такое, что пытались сделать и до него, но им удалось лишь отчасти (я имею в виду Мальо), а Гардель довел это нечто – не знаю, до совершенства ли, но точно до вершины. И эта вот произведенная Гарделем перемена – как сказал мне вчера Адольфо Биой Касарес, – возможно, стала причиной, по которой его отец, привычный к креольскому стилю исполнения, не принимал Гарделя, не любил Гарделя. Так в чем же главным образом состояла старая креольская манера исполнения? Я бы сказал, что главное заключалось в контрасте – не знаю, то ли из-за мастерства, то ли из-за неумелости певцов. Давайте вспомним знаменитый эпизод из «Мартина Фьерро», убийство негра. Мне доводилось много раз слышать, как его поют. И тогда все получалось более или менее так. Простите, если я не попаду в ноты, но ведь в ноты не попадали и те крестьяне и пайядоры, хотя я обязан столь счастливому совпадению разве только нехваткой слуха. Звучало это так:
Отлично. Надеюсь, я прозвучал достаточно немузыкально? Немузыкально-правильно, исторически-немузыкально.
А теперь, поскольку мы сейчас в Суре, я хотел бы напомнить вам еще одну длинную милонгу, она называется «Возчик и водитель трамвая», она тоже поется на такой лад, и я, кажется, помню из нее одну строфу:
Итак, перед нами кровавое событие и почти полное безразличие автора. Это почти безразличие, если проявить суровость, можно посчитать неумелостью автора. Однако, если мы желаем быть великодушными к поколениям безымянных пайядоров с равнины, с гор и из предместий, мы могли бы расценить это безразличие и как форму стоицизма. А что же делает этот Шарль Гардес из Тулузы, избравший для себя имя Карлос Гардель, – тот, что жил, подрастал на рынке Абасто? Что вообще сделал Гардель? Гардель взял слова танго и превратил их в короткую драматическую сценку, в которой, например, мужчина жалуется, что его покинула женщина, или же – это одна из самых грустных тем в танго – рассказывается о телесном увядании женщины.
Эта тема была знакома еще Горацию. Есть у него одна сатира, в которой поэт упрекает женщину, гулящую женщину, за то, что она осталась без клиентов. Не хочу приводить самый печальный пример, со словами «Дряблая, дряхлая, никому не нужная». Процитирую другой текст, в котором сохранилось что-то от старинной эпики окраин. В этом танго дается безжалостное описание постаревшей женщины, а потом мужчина говорит:
Колокольчик, Косматый и Седельщик – это были три наемных убийцы, они прославились на весь район после убийства коммерсанта с улицы Бустаманте. Так бывало в «лихие времена»: одно убийство могло прославить сразу троих. Сейчас в наши «мирные времена» мы располагаем ограблениями банков, миллионными кражами, у нас есть бомбы и поджоги – и слава этих дел длится ровно столько, сколько длится чтение вечерней или утренней газеты. Выходит, мы живем в гораздо более лихую эпоху, чем та «лихая эпоха» начала века.
Три упомянутых мною куманька учились вместе с Эваристо Каррьего. А теперь… на чем мы остановились… Гардель берет танго и делает из него драму. Как только Гардель совершил это деяние, начали появляться танго, рассчитанные на драматическое исполнение. Такие, как, например, «Ты ушла, ха-ха-ха… Да чтоб ты под поезд попала», – то есть танго, в которых брошенный женщиной мужчина притворяется веселым, но в финале голос его срывается на плач. И такой текст пишется специально для исполнителя. Все это не имеет ничего общего с куманьком былых времен.
Висенте Росси в своей книге пишет, что куманек решал проблемы с соперником на свой лад: креольский поединок без свидетелей, на ножах и насмерть, а уже после начали появляться жалостные танго. |