Мой незабвенный друг Маседонио Фернандес говорил, что историки настолько же сведущи в прошедшем, насколько мы ничего не знаем о настоящем. Что приводит мне на память исторический анекдот о сэре Уолтере Рэйли, которому после всех его приключений (он был корсар и атеист) отсекли голову на эшафоте. Рэйли был узником лондонского Тауэра. И вот, дожидаясь топора палача, он принялся писать историю мира. За этим занятием его застал какой-то уличный шум-гам; Рэйли спросил, что случилось, и ему дали самые противоречивые ответы. И тогда Рэйли подумал: «Как же так? Я пишу о Пунических войнах, которые произошли так давно, но не могу точно узнать о том, что случилось у подножия башни, в которой я заточен». Рэйли отложил перо, и история осталась незавершенной.

В последнее время я много копался в документах, посвященных истории и приключениям танго в Париже, и пришел к такому же выводу. Возможно, было бы разумнее читать только одного автора, но тогда мне пришлось бы повторять его суждения. А поскольку я безрассудно начитался разных книг, я заметил, что разные тексты друг другу противоречат. Однако мне кажется, мы не допустим существенных ошибок, если начнем (потом я поговорю и о роли хулиганов)… начнем с руководителей двух оркестров, они звались Бианко и Бачича. Бачича – это, определенно, прозвище – был, возможно, генуэзец из Ла-Боки. Так вот, каждый из них приехал в Париж в одиночку и обучил французских музыкантов исполнять танго.

Но здесь я вспоминаю своего давнего приятеля, Саборидо, – он, кажется, восточного происхождения, из Монтевидео; так вот Саборидо говорил мне, что был одним из первых. Этот сеньор отличался особым спокойствием, он вовсе не походил на куманька, работал на таможне, давал уроки танго французским и британским аристократкам и оставил после себя по крайней мере два неувядающих танго – «Брюнетку» и «Желаю счастья». А еще в истории танго есть спор об именах: высказываются предположения, что Фирпо или Канаро исполняли эти танго раньше; Хулио де Каро появился чуть позже.

Однако все это объясняется, на мой взгляд, очень просто: дело в том, что авторство танго, редакция танго не имела в те времена особого значения. Я слышал из разных источников, что это была обычная ситуация, когда безденежный сочинитель продавал свое танго знаменитому исполнителю. А еще я слышал – и такой поворот мне более симпатичен, – что один композитор мог и подарить свое танго другому. Так, например, «Дон Хуан» был создан не Эрнесто Понцио, а Росендо.

И это снова возвращает нас в Елизаветинскую эпоху, когда театральные пьесы принадлежали не авторам, а труппам. Вот откуда берут начало современные дискуссии, следует ли приписать какую-то пьесу перу Кида, Шекспира, или же это было их совместное детище, или же ее создал какой-то третий, неизвестный драматург. Я хочу сказать, все это создавалось в дружеском, сердечном кругу, никто не думал о том, что танго способно принести известность, славу. Все происходило само по себе. И возможно, единственный способ создать долговечное произведение искусства – это не воспринимать его слишком серьезно, не придавать ему чрезмерного значения, смотреть немного со стороны или, как выразились бы современные психологи, дать волю бессознательному, – а иные сказали бы: музе или Святому Духу, все это одно и то же.