– Старая седая животина, – потрепала его по загривку Кацман, – среди вас двоих одна имеющая мозги! Назначаю тебя главным в нашем семействе.

– В нашем семействе… – не утирая слез, повторил Адам. – Ты сказала, в нашем семействе…

– Мало ли что я сказала, – огрызнулась Дина. – Ты уже пригласишь меня к себе домой?

– У меня нет ключей, – засмущался старик, показывая пустые ладони. – Я оставил квартиру хорошей знакомой и попросил ее продать.

– В смысле – продать? Ты что, не собирался возвращаться?

– Нет.

– Ты уезжал в Тибет умирать? Без меня?..

Моня уткнулся головой в стену, сгорая от стыда и любопытства. Он никогда не видел хозяина таким беззащитным. Маленькое собачье сердце второй раз за день бешено колотилось, переполняясь чувствами, которые невозможно было вместить в дряхлом теле.

– Ты ржавый пень, у тебя старческие веснушки на руках…

– А у тебя новая шапочка и новое пальто…

– А ты хотел, чтобы я сорок лет ходила в прежнем?..

Сквозь чушь пустых, второстепенных слов Моня слышал главное. Эти двое безгранично любили друг друга. Они полжизни провели порознь и теперь, слившись в единое целое на лестничной клетке, пытались наверстать секунды, часы, недели, годы, проведенные в гордыне и мыслях о прошлом.

Пес, накатив на рыже-седую шерсть крупную слезу, лег на холодную плитку и зарыл голову в лапы. Он был голоден, утомлен и счастлив. На дне когда-то полной чаши жизни оставались считаные капли. Но эти капли по замыслу песьего бога оказались самыми сладкими…

Глава 29

Он – зеркало

Из санатория Греков вернулся тихим и приниженным, будто его не выпускали из смирительной рубашки и через день пытали электрическим током. Он больше не пил, чему радовалась Мира, но был абсолютно ко всему равнодушным. Стал бледным, амебным, словно кровь в его капиллярах заменили на диетический кисель, скользкий, вязкий, замедляющий жизненные процессы. Страдал от бессонницы, не интересовался новостями, днями лежал на диване, уткнувшись в ковер, без единой мысли.

– У тебя депрессия, – говорила Мира, – может, сходишь к Марго на сеанс?

– А что, кроме Марго, в этом мире больше не к кому сходить? – язвительно отвечал Сергей Петрович.

– Давай запишу тебя к другому специалисту.

– Запиши себя, Мира, и отвали от меня насовсем. А если хочешь помочь, купи кошке корма, а вороне – мяса.

– Тебя хотел видеть Вадим, Маргошин муж, – не унималась Тхор.

– Это его проблемы.

– Я дала ему твой телефон. Он должен позвонить.

– Плевать. Я не отвечу. – Греков отворачивался к стене и закатывал глаза. – Дверь за собой закрой. А впрочем, пофиг, можешь не закрывать…

Так шли месяцы. Греков перестал стричься и бриться, отпустив засаленные дьяконские волосы и лопатообразную бороду.

Жюли смотрела на него осуждающе. Квакила косила черносмородиновый глаз и брезгливо отскакивала на дальний край перил. Мира приносила разносолы, часто готовила сама, но спустя неделю находила в холодильнике свои же кастрюли нетронутыми.