Квакила косила черносмородиновый глаз и брезгливо отскакивала на дальний край перил. Мира приносила разносолы, часто готовила сама, но спустя неделю находила в холодильнике свои же кастрюли нетронутыми. Марго, с которой она делилась состоянием здоровья Грекова, только пожимала плечами.
– Ты мечешь бисер перед огромной опустившейся свиньей. Пока он сам не согласится на психотерапию, ничего не изменишь. Насильно вылечиться невозможно, – говорила она.
– Маргоша, его надо спасать. Погибает большая личность. Гений, – твердила Мира.
– Прекрати! – бесилась Маргарита. – Кто гений? Обычный серый человек. Ничем не примечательный. Невыросший мальчик, недосформированный мужчина. И в этом, Мира, есть огромная твоя вина. Вот мой муж, например, сильный, волевой, надежный, преданный. Спасает жизни людей. А твой Греков – он вообще что? Он какой?
– Он – зеркало! – пафосно ответила Тхор. – Знаешь, что это такое? Одни играют малюсенькую, строго отведенную роль в этом мире, а писатель отражает его целиком. Отражает, преломляет, препарирует, разжевывает истины. Этого мало? Ты даже его не читала!
– Я тебя умоляю, – усмехнулась Марго. – Он отражает лишь то, что способен уместить в своей невеликой башке. И восхищения достойны не его способности, а их интерпретация тобой лично.
И тем не менее Мире удалось уговорить подругу зайти к Грекову домой. Писатель, не прикрытый пледом, лежал на диване лицом к стене, в ногах у него клубком свернулась белая кошка. Ноябрьский ветер распахнул настежь окно и выморозил комнату. Голые ступни и лодыжки Сергея Петровича посинели, кисти рук приобрели фиолетовый оттенок.
– Серый, ну окно-то можно было закрыть! – возмутилась Мира. – Посмотри, кого я к тебе привела!
– Идите на хрен, – пробубнил Греков.
– Отвечает, уже хорошо. – Марго деловито прошла в комнату и пододвинула стул к дивану. – Избушка-избушка, повернись ко мне передом.
Звук Маргошиного голоса подействовал как красная тряпка на быка. Писатель вскочил и уселся на диване, подложив одну ногу под другую и растирая замороженную ступню.
– Что ты тут делаешь? – проблеял он, приглаживая клокастую бороду с редкой сединой.
– Мамочки мои! – воскликнула Марго. – Салтыков-Щедрин. Собственной персоной. Как живой.
– Я знала, что он восстанет из мертвых, – удовлетворенно хмыкнула Мира, закрывая и зашторивая окно. – Ты для него – особый триггер.
– Какого фига ты мне не ничего не сказала? – вскинулся Греков на Тхор.
– Ухожу, ухожу, – успокоила Мира, пробираясь к входной двери. – Оставляю вас наедине. Надеюсь, не подеретесь. Если что – звоните, пишите. Мать Тереза на связи.
Мира хлопнула дверью и провернула пару раз ключ в замке. В комнате воцарилась неловкая тишина.
– Буду краткой, – наконец прервала ее Марго. – Очевидно, ты потерял себя, свою личность. Это часто встречается у мужчин твоего возраста. На терапию ты не согласен. Видимо, считаешь, что тебя никто не сможет удивить. Тогда вот тебе вызов: удиви меня. Простую русскую бабу. Сделай что-нибудь выдающее. Мира уверяет, ты весьма неординарен.
– Она преувеличивает, – отозвался Греков. |