– Вот так, да? – кого-то спросила Мира. – Значит, без нее мне никуда?

Ответа не последовало. По крайней мере, отмороженное ухо Мани не уловило никакого физического звука. Но кошачье тело почувствовало, как некая сила поднимает его с земли, прикладывает к шерсти мертвого зверя и несет в замкнутое пространство, наполненное запахами газа и терпкими духами.

Мира, и вправду прижавшая кошку к новой соболиной шубе, притащила ее в машину, положила на пассажирское сиденье и завела двигатель. Пока салон прогревался, она забила в «Яндексе» ближайшую ветклинику и выстроила маршрут навигатора.

В ветеринарке была очередь, словно все четвероногие решили заболеть разом в один и тот же день и час. Мира растолкала людей на ресепшен и прямо на стойку положила практически окоченевшее тело Мани.

– Плачу двойную цену, – заявила она регистраторше. – Мне нужно срочно.

– Можете не платить, она уже мертвая, – ответила женщина в крупной красной оправе.

– Не ваше дело, – отрезала Мира. – Вы коммерческая организация? Вот и зарабатывайте деньги!

Тхор проводили к врачу. Бульдогообразный мужик, тот самый, что наблюдал эрделя Моню, осмотрел кошку, приподнял ее закрытое гнойное веко и, покачав головой, сказал:

– Нужна реанимация. Лечение крайне дорогостоящее. Похоже, у нее нет ни одного здорового органа. Шансы на выживание равны одному проценту.

– Немедленно приступайте. Цена лечения – не ваше дело. Кошка выживет.

Последующие пару недель на Мирин телефон приходили регулярные сообщения о списании средств, по степени своей заоблачности сравнимые с протезированием зубов в лучших клиниках Европы. Жизнь облезлой Мани оказалась дороже бриллиантовых колье на шее всего российского шоубиза. Сама же кошка лежала в белом боксе под капельницами с кислородной маской на морде, обмазанная во всех местах вонючими мазями и втирками. Сквозь стекло раз в день она видела лицо своей благодетельницы. Красивое, кареглазое, с пушистыми ресницами и пухлыми, ярко накрашенными щеками.

– Держись, мать! – повторяла Мира. – Ты столько терпела, выдержишь и это.

И мать держалась, постепенно начиная есть и дышать самостоятельно. Отмороженные уши и часть хвоста пришлось ампутировать, и Маня была сплошь обмотана бинтами, словно куколка шелкопряда.

Наконец, спустя месяц, пациентку передали Мире на руки со словами: «Теперь лечитесь дома». Маня, безухая, бесхвостая, похожая на благородного британца-бобтейла, уже бойко вырывалась. На шее у нее была намертво застегнута огромная пластиковая воронка, не дающая вылизывать морду. В таком воротнике она была похожа на Марию Стюард в школьном учебнике истории.

– Повязки меняем дважды в день, глаза и нос обрабатываем трижды в день. Воротник снимаем после полного заживления, – заключил врач-бульдожка, выписывая рецепты на дюжину разных мазей и капель.

Оказавшись после тесного бокса в шикарной квартире на сто двадцать квадратных метров, Маня оробела. Шатаясь, привыкая жить без балансировки хвоста, она прошлась по периметру комнат и остановилась на кухне, где Мира накрыла ей поистине королевскую поляну из нескольких блюд в разноцветных брендовых мисочках.