Встав за столик вместе с понурыми узбеками, он, словно тигр, порвал зубами тесто с проплешинами серого мяса и, урча от счастья, большими глотками утопил в себе ядовитую газировку.
Глава 10
Расплата
Пребывая в пищевой эйфории, Греков пропустил тот момент, когда ему расхотелось писать. Первый звоночек прозвенел в «кофейный период» его затяжного экстаза. Как-то, проснувшись, потягиваясь в постели и целуя спящую на шее Жу, он подумал, что сейчас каак позавтракает, каак нальет себе кофе, каак сядет за компьютер и каак начнет творить с горящими пальцами!
От предвкушения сладко урчал живот, сливаясь со звуком счастливого моторчика Жюли. Но, поставив перед собой старинную золотую чашечку, исходящую густым ароматом, Сергей Петрович уставился в монитор и долго не мог понять, что делать дальше.
Он прочитал последнюю главу, подошел к диалогу Азраила с продавцом кофе, решил его продолжить, добавил несколько реплик и понял, что по сравнению с началом беседы о тленности бытия новые вставки выглядят чужеродно. Попытался абстрагироваться и описать арабскую кофейную лавку с многообразием тарелок на полках, бронзовых чайничков и керамических кувшинов, напольных подушек из верблюжьей кожи и сладостей в хрупких вазах. Но предложения ломались, эпитеты были банальными, текст – напыщенно-топорным, будто он писал не художественное произведение, а хвалебный отчет директору войлочной фабрики.
Жюли, застывшая рядом на столе, обмакнув хвост в кофе, терпеливо ждала инсайта. Греков клавишей «бэкспейса» раздраженно удалил текст. Встал, размялся, подтянулся на турнике, сходил на кухню за кофейными зернами, которые еще тогда прикупил на Мясницой, и вернулся за компьютер. Разложил кофе по кучкам и принялся вдыхать. Шоколадно-цитрусовые оттенки наводили на мысли об обеде, о прогулке, о том, что неплохо бы сходить с Мирой в театр и отведать в буфете безе, что Жюли нужно заказать две упаковки паучей с говядиной, а для Квакилы запастись куском жирного мяса и мелко его порубить…
Потыкав в клавиатуру, Сергей Петрович выдавил из себя пару посредственных абзацев, не передающих ни атмосферы восточной лавки, ни сути разговора героев, хлопнул ладонью по столу и уставился на Жу.
– Что происходит, дорогая?
Недовольным хвостом кошка отбивала мерные удары, уши ее были заложены назад, взгляд высокомерен, поза презрительна.
«Ничего не попутал? Это тебе нужно объясниться!» – говорила она всем своим видом.
Греков почесал затылок, выключил монитор, достал из кухонного шкафа малиновый зефир и, набив рот, замычал от удовольствия. Нежная сладость обволокла язык, и писатель мгновенно забыл о неудаче, показавшейся ему случайной.
Вечером рассказал об этом Мире.
– Ерунда ведь, правда? – заискивающе спросил он подругу. – Просто я отхожу от операции, да?
– Да как сказать, – хмыкнула Мира.
Ее недвусмысленная фраза и долгий изучающий взгляд вновь заставил Грекова покрыться мурашками.
День за днем, месяц за месяцем он пытался выжать из себя продолжение романа, но мысли упорно сбивались в сторону, сюжет не складывался и времяпровождение за компьютером, которое ранее приносило глубокое удовлетворение, начало утомлять и раздражать. Кошка вообще перестала садиться за писательский стол, и Грекову казалось, что, даже беседуя на балконе с Квакилой, они обсуждают его, Сережину, бездарность и неудачливость. |