– Если материал мой, то стоимость изделия будет весьма высокой. – Ювелир сделал скорбное лицо.

– Сколько? – напрягся Вадим.

– Минимум двести тысяч рублей.

Брови хирурга поползли вверх, поднимая смешную челку «под горшок» и нахлобученную на лоб кепку.

– Понимаете, сделать украшение с нуля – очень трудоемкий процесс, – начал объяснять старик. – Это и создание восковой модели, и литье, и магнитная голтовка, и несколько степеней шлифовки, и фиксация камня…

– Не перечисляйте, – остановил Вадим. – Приступайте. Я заплачу.

Хирург сам не узнал голоса, которым были сказаны последние слова. Двести тысяч равнялись трем его зарплатам без учета бесконечных долгов. Влезать в очередной кредит было неоправданно глупо. Ходить в старых джинсах и с бриллиантовым перстнем представлялось редким идиотизмом и даже слабоумием, но разум настойчиво отметал логику и вожделенно требовал отдать ангелу гораздо больше возможного, обрамить его в достойную оправу, приблизить к телу и не отпускать ни на секунду.

– Будем делать поднутрения? – спросил ювелир.

– Что, простите?

– Тайные знаки на внутренней стороне кольца. Ваши инициалы или какую-то магическую фразу.

– А нужно?

– Такие вещи делают украшение неповторимым, становятся семейной реликвией и гордостью потомков, – загадочно сказал старик.

Вадим не верил в магию фраз, не любил пословицы и афоризмы. Не признавал молитвы, в душе посмеивался над мистиками. Гадалок и экстрасенсов считал шарлатанами. Он был дарвинистом, искренне полагал, что человек произошел от обезьяны, а сознание определяется набором генов и социальной средой, в которой ты вырос. К людям относился как врач, исходя исключительно из особенностей анатомии и физиологии. И даже бриллиант, найденный в недрах чужого организма, и ангел, заключенный в камне, не пошатнули его мировоззрения. Вызвав короткий шок, словно от удара током, они вплелись в цепочку нейронов и уютно зафиксировались в его мозгу, как некая аксиома, не требующая доказательств.

Кстати, именно удар током определил материалистический взгляд на жизнь Вадима Казаченко. Трехлетним он дожидался маму в пустой квартире и возился на полу со своим любимым «зоопарком». Из игрушек был только желтый лев, обнаруженный на помойке. На пластмассовой груди красовалась выведенная ножом прорезь: видимо, кто-то пытался сделать из царя зверей копилку. Не вышло – закопали в мусорной куче.

В воображении Вадика желтого льва ранили охотники, и подробности этой охоты он изо дня в день воспроизводил в своих играх. «Тр-тр-тр», – строчил слюнями из рта-пулемета Вадик, одновременно правой рукой пронося животное над ковром-саванной. «Ррыау», – кричал пораженный в самую грудь лев, заваливаясь на бок. «Дершшшись», – кидалась ему на помощь полосатая змея-шнурок. «Затопчу-у-у враго-о-ов», – трубил слон-чайник с наклеенными возле хобота-носика глазами.

Убийцы были растоптаны, вечная рана льва заливалась йодом, отчего со временем стала каштановой, жертва оживала и снова готовилась принять на грудь новую порцию свинцовой дроби или лезвие кухонного ножа. Подруга льва – змея, представляющая собой толстый шнурок от зимнего ботинка, – тоже оказалась не промах.