Изменить размер шрифта - +
Отведя ей роль разведчицы, Вадик тыкал завальцованную железом морду во все отверстия и промежутки: сливную дыру в ванне, сопло крана над раковиной, рукав маминой кофты, пыльную щель под холодильником.

Однажды объектом разведки стала розетка возле напольного торшера. Две дырочки представились идеальным укрытием, куда можно было спрятать хвост и голову змеи. И, радуясь находке, Вадик сунул в эти отверстия оба железных конца шнурка.

Удар был неожиданным и сногсшибательным. В буквальном смысле мальчик отлетел на два метра, что стало спасением: воткнутая в розетку змея, корчась под током, вспыхнула и загорелась.

Когда вошла мама, стена была обуглена, торшер горел, а пьяный, совершенно обездвиженный Вадик стеклянными глазами наблюдал за пламенем.

Когда пожар был потушен, а ребенок отпоен водой, мама наглухо заклеила синей изолентой все розетки в доме.

– Там живет ток, электричество, поток заряженных частиц, – объясняла мама.

– Но я не знал, – оправдывался Вадик.

– Независимо от того, знаешь ты об этом или нет, ток существует.

Эту мамину фразу Вадик запомнил на всю жизнь. И не понимая, почему цепочка мыслей отправила его в такое глубокое детство с раненым львом и сгоревшей змеею, Казаченко тряхнул головой и снова не своим голосом произнес:

– Он существует. Не требуй доказательств.

– Сильно, – поддержал Адам Иванович, придавая словам совершенно иное значение. – В десятку. Прямо в сердце.

Они пожали друг другу руки, и Вадик стал заходить к ювелиру каждую неделю, наблюдая за тем, как продвигаются работы.

В первый же день прямо на глазах хирурга старик сделал карандашный набросок перстня в нескольких проекциях. Его грифель с завидной скоростью метался по бумаге, рождая все новые изображения.

– Вот этот угол предлагаю сместить сюда, так менее красиво, но удобнее будет сидеть на пальце, – советовал ювелир, тыча стержнем в эскиз.

– Потрясающе, вы настоящий художник! – восхищался Казаченко.

– Я и вправду художник, – улыбался Адам Иванович, – осваивал профессиональный рисунок в Красносельском училище художественной обработки металла, под Костромой. Вторая Строгановка, считай. А потом еще в Москве получил специальность огранщика драгоценных камней. Работал с бриллиантами на гомельском заводе «Кристалл». У меня была интересная жизнь, сынок. Я ювелирку чувствую нутром. Для меня это не просто украшения. Они должны стать частью хозяина, прорасти в его кожу, отражать его характер, его мысли, если хочешь. Моя работа, моя мастерская – это все, чем я живу.

– Понимаю, – кивал Вадим, – я тоже не вижу себя без работы. А какая ваша мечта? Какое украшение вы еще не создали?

– А вот мечта у меня как раз таки смешная. Не связанная с профессией. Хочу в Тибет. Все бросить и уехать к монахам в Тибет. Любоваться на горы и ни о чем не думать.

– Зачем же все бросать? – удивился хирург. – Можно просто поехать туда туристом.

– Туристом неинтересно. Хочу там умереть. Давно порывался, да вот собака у меня старая, эрдельтерьер. Моня. Бросить его не могу.

– Не, умирать не надо. Живите в удовольствие. И псина пусть живет.

– Не обращайте внимания, – грустно усмехнулся Адам Иванович.

Быстрый переход