– Шаблонное мышление, – продолжил Сергей Петрович. – Раз писатель – значит, автографы, раз на крыше – значит, Карлсон.

– А ты бы, импровизатор хренов, как выразился? – Мира лупила его обидными словами.

– «Великий русский писатель Сергей Греков ищет вдохновение на одной из красивейших крыш города». А? Как считаешь?

– И тут же твоя фотография с расплющенным носом и синей харей, – ехидничала Тхор.

– Все-таки централизованность носа определяет сознание, не замечала? – Греков перемещал зеркало слева направо, меняя положение головы. – Ровный нос – и ты художник, поэт. Кривой – и ты чмо болотное.

– Ну нос-то мы поправим, я уже договорилась с пластическим хирургом. – Мира гладила кошку, растянутую поперек дивана. – А вот с мозгами твоими что делать?

– А какие твои соображения?

– Может, тебе поехать в санаторий для алкашей? Прокапают, поставят на ноги. Куда-нибудь за Урал. На птичек будешь смотреть, на блошек. Глядишь, и напишется что-нибудь.

– «Здравствуйте. Я – Сережа Греков, и я алкоголик. Пьянею с двух рюмок водки», – продекламировал Сергей Петрович. – Не, стыдно как-то. Люди литрами жрут, а я… Кстати, где чашка с водой, тут стояла? Синенькая такая.

– Воду выпила, чашку вымыла, а что? – удивилась Мира.

– Твою мать! Там были мои линзы! – завопил Греков. – Ты сожрала мои глаза!

– Эка невидаль! – пыхнула Тхор. – А зачем ты положил их в чашку? Линзы хранятся в контейнере со спецраствором, на всякий случай.

– Ты думаешь, легко прицелиться в крошечный контейнер, когда ты в дверь не в состоянии попасть? Скажи спасибо, что в чашку. В прошлый раз я опустил их в аквариум.

– В прошлый раз ты оставил их на ручке двери в моей машине. Там они и засохли, – напомнила Мира.

– Ну вот, видишь, какой я изобретательный! Сразу понятно: творческая личность.

– Да, уровень изобретательности – бог. У меня в кабинете до сих пор лежат два левых ботинка, в которых ты ввалился после очередной пьянки.

– Серьезно? А я думаю, почему у меня вывих на правой ноге… – Греков отложил зеркало, подтянул стопу на колено, снял носок и подвигал пальцами. – Я до сих пор хромаю! Смотри!

– Пошел ты… Мне страшно, Серый, – серьезно сказала Тхор. – Мы можем притворяться и шутить над твоими пьяными выходками. Но ты катишься в пропасть.

– Я знаю, Мира, я знаю. Я только не понимаю, что делать…

* * *

Каждый раз, видя искреннее раскаяние Грекова, Мира надеялась, что залихватских подвигов больше не повторится. Но не проходило и дня, как ее Сергу-ня совершал новый маневр, переплевывая былые заслуги.

Как назло, возле его дома уже обосновалась пара шпионов-журналистов, готовых немедленно вписать в историю причуды запойного писателя. И Сергей Петрович их не подвел. Буквально через несколько дней после операции по выравниванию носа он кинулся на спасение черной ободранной Мани – бездомной кошки, которую недолюбливала Квакила.