- Скоро ты там? - спросил голос в коридоре.

- Сейчас, - сказал Андрей и смял газету в неровный ком.

«Там- там, -стучали колеса под мокрым заплеванным полом, - там-там, там-там, там-там, там-там, там-там, там-там, там-там…»

В соседнем вагоне была пробка - там шли похороны. Мимо пропускали, но толпа двигалась очень медленно, подолгу застывая на месте.

- Бадасов умер, - сказал рядом чей-то голос.

Перед Андреем стояла неспокойная девочка с огромными грязными бантами в волосах. Стуча кулаком в стекло, она глядела в окно, иногда поворачиваясь к стоящей рядом матери, одетой в турецкий спортивный костюм.

- Мама, - спросила вдруг она, - а что там?

- Где там? - спросила мама.

- Там, - сказала девочка и ткнула кулаком в окно.

- Там-там, - с ясной улыбкой сказала мама.

- А кто там живет?

- Там животные, - сказала мама.

- А еще кто там?

- Еще там боги и духи, - сказала мама, - но их там никто не видел.

- А люди там не живут? - спросила девочка.

- Нет, - ответила мама, - люди там не живут. Люди там едут в поезде.

- А где лучше, - спросила девочка, - в поезде или там?

- Не знаю, - сказала мама, - там я не была.

- Я хочу туда, - сказала девочка и постучала пальцем по стеклу окна.

- Подожди, - горько вздохнула мать, - еще попадешь.

Пьяные проводники наконец управились с подстаканником, труп шмякнулся о землю, подпрыгнул и покатился вниз по откосу. Вслед полетели подушка, полотенце, два красных венка и мраморное пресс-папье - покойный, судя по всему, был человек заметный.

- Я хочу туда-а, - пропела девочка на несуществующий мотив, - там-там, там-там…

Мать дернула ее за руку, приложила палец к губам и, сделав страшные глаза, кивнула на толпу скорбящих. Заметив, что Андрей смотрит на девочку, она подняла на него глаза и чуть выгнула брови, как бы приглашая на вершину годов, прожитых неким абстрактным Вахтангом Кикабидзе, чтобы снисходительно улыбнуться оттуда трогательной детской наивности.

- Чего это вы на меня так смотрите, - сказал женщине Андрей, - я, может, тоже туда хочу.

- Это что, - спросила женщина, - в снежные люди, что ли?

Андрей вспомнил цепочку следов на снегу за окном, которую год назад видел из окна ресторана - это явно были отпечатки ботинок, несколько десятков метров тянувшиеся вдоль пути, а затем совершенно неожиданно прервавшиеся, словно тот, кто их оставил, растворился в воздухе.

5  

Над столом горела лампа, и Петр Сергеевич пил свой вечерний чай. Он подносил к губам аккуратно обмотанный вафельным полотенцем стакан, дул в него и громко чмокал губами. Чай он всегда пил с легким отвращением, словно целовался с женщиной, которую уже давно не любит, но не хочет обидеть невниманием.

- Судить их надо, - вдруг сказал он. - Судить надо этих сволочей, вот что я тебе скажу.

- Кого? - спросил Андрей. Он лежал на своем месте, заложив руки за голову, и глядел в потолок, по которому ползла какая-то живая черная точка.

- Всех, - сказал Петр Сергеевич и почему-то перешел на шепот. - Весь штабной вагон начиная с бригадира. Ты посмотри, что делается. Ложек уже нет, привыкли. Ладно. А теперь подстаканники. Где подстаканники, а? Скажи мне, где подстаканники?

- Украли, надо думать, - сказал Андрей.

- А воры кто? - вскричал Петр Сергеевич тоном Чацкого, устраивающего очередное разоблачение в тамбуре вагона Фамусовых. - Да и не просто воры уже. Это раньше воровали. А теперь - знаешь, как это называется? Родиной торгуют, вот что.

- Да бросьте вы, - сказал Андрей. - Вы же не в подстаканнике родились. И не в ложке.

- Не в ложке. Да ты что думаешь, мне ложек твоих жалко? Мне девочек жалко, чистых наших девочек, ласточек этих синеглазых, которые в плацкарте себя всякой мрази продают, понял?

Андрей промолчал.