Это был удар ниже пояса.

— Роб, Мария пока не согласна, но ее я беру на себя. Как-нибудь уговорю. И Варька уговорит. Женитесь, дело хорошее. Ты хочешь сына, а Деля вряд ли захочет рожать. Оставь Аделину мне. Тебе она безразлична, а для меня она много значит. Клянусь, Роб, и в молодости так не влюблялся. На все готов, лишь бы ее сохранить.

Я окончательно растерялся:

— А как же Мария?

Он махнул рукой:

— А что — Мария? Ее я давно не люблю. Она мне, как мать. И куда она денется? Покричит, пошумит и смирится. Варька родит, пеленки пойдут, распашонки. Марии будет не до меня. Вряд ли она заведет мужика. Даже с тобой у нее вышла промашка.

— Но как же так? — поразился я. — Вы столько лет прожили, друг другом пропитались… Сам же говорил про метаболизм.

— Говорил, — согласился Заславский и принялся нервно теребить обручальное кольцо, на поверхности которого были затейливо выгравированы инициалы жены. Это кольцо когда-то надела ему на палец Мария — я был свидетелем. С тех пор он его никогда не снимал. Двадцать лет.

— Кто знает, может потом и затоскую по Маше, — вздыхая, сказал он. — Но если вдруг меня к ней потянет, уж Машу всегда уговорю. Как протоптать дорожку к сердцу жены соображу, и вдоль и поперек ее знаю. Я очень расстроился, но как помочь, как исправить не знал. Семейное дело такое — только руками разводи.

— Вижу, Виктор, ты все хорошо продумал, — мрачнея, сказал я.

Он вдохновился:

— Да Роб, я долго размышлял и решил сделать сильный ход: предложу Аделине выйти за меня замуж. В ее возрасте женщины не часто такие предложения получают. Как думаешь, согласится?

Меня волновало другое: что делать с Варей? Не жениться же и в самом деле на ней. Очень хотелось задать этот вопрос Мархалевой, тем более, что больше некому было его задавать. Я пожал плечами:

— Не знаю, Виктор, попробуй. Может Аделина и согласится выйти за тебя замуж.

— А ты, Роб, не против?

— Я же ей не отец.

— Но она рассчитывает от тебя получить предложение.

Я покопался в душе: к Аделине нет уже ничегошеньки. Пустота. Качая головой, сказал:

— Нет, Виктор, Делю я не люблю. И Марию твою никогда не любил. Это ваше общее заблуждение. Любил, конечно, но только как друга. И Светлану как подругу любил. Любимая женщина у меня одна. Видимо, я однолюб.

Разумеется, я имел ввиду ту девчонку с коленками. Заславский, конечно же, ничего не понял, да ему и не нужно было понимать. Он обрадовался и, энергично жестикулируя, закричал:

— Роб, дружище, дай я тебя расцелую! Такой груз с меня снял! Сейчас же бегу делать предложение Деле!

Так вот почему он так вырядился. Я перехватил его руку, кивнул на обручальное кольцо и посоветовал:

— Сними. Там же Машины инициалы.

— Рад бы снять, Роб, да как? Оно вросло. Нужно спиливать, а мне страшно, — смущаясь, признался Заславский. “То-то и оно, — грустно подумал я, — странные мы, люди: кольцо вросло в палец — боимся спилить, а душа вросла в душу — не страшно, можно рвать по-живому”.

— Неужели так и пойдешь? — спросил я. — Делать новое предложение со старым кольцом?

— Роб, прекрати, — рассердился Заславский, — самому противно, но что я могу поделать? Люди слабы и грешны. Я не исключение.

И он убежал. А следом пришла Мария. Убитая, несчастная… Она не захотела проходить в квартиру, остановилась в прихожей и так посмотрела в мои глаза, что сердце сжалось и едва не разорвалось.