– Ты на это морально не способен. Если бы хотел, ты сдал бы меня в чистку десять лет назад, когда балансировал на грани банкротства.

– Верно. Но ты вытащил меня из этой ямы. В этом смысле я для тебя не показатель.

– Я дал тебе побарахтаться какое то время, хотел посмотреть, что ты будешь делать, и только потом вмешался.

Уилсон вскинул голову.

– А я так и не понял, что прохожу испытание.

– Извини. – Взгляд Джеда был по прежнему прикован к письму. – Такова природа зверя. За всю свою жизнь я мало кому мог довериться, Уилсон.

«Бог свидетель, это правда», – подумал Уилсон. Еще в детстве Джед Келби стал наследником одного из крупнейших состояний в Америке. После смерти отца он и его трастовый фонд превратились в поле сражения между его матерью и бабкой с отцовской стороны. Иски и встречные иски, бесконечные судебные слушания следовали друг за другом, пока Джеду не исполнился двадцать один год . После этого он взял дело в свои руки и повел его с блеском: холодно и безжалостно разорвал все контакты с матерью и бабушкой, нанял экспертов для управления своими финансами. Он завершил свое образование, после чего стал колесить по миру, да так и не пустил корни по сей день. Во время войны в Заливе он был «тюленем» , затем купил яхту «Трина» и начал поиски подводных сокровищ, принесшие ему славу, которую он не ценил, и деньги, в которых не нуждался. Тем не менее он, судя по всему, наслаждался такой жизнью. Последние восемь лет он рисковал довольно круто, общался с весьма подозрительными типами. Нет, Уилсон не мог винить его за недоверчивость и цинизм. Уилсона это не смущало. Он и сам был циничен, а с годами искренне привязался к сукиному сыну.

– Лонтана пытался связаться со мной раньше? – спросил Джед.

Уилсон просмотрел оставшуюся почту.

– Это единственное письмо. – Он открыл свой ежедневник. – Первый звонок двадцать третьего июня. Просил перезвонить. Еще один звонок двадцать пятого. То же сообщение. Моя секретарша спросила, что у него за дело, но он не ответил. Я не думал, что это так срочно, и не стал тебя разыскивать. Я ошибся?

– Возможно. – Джед встал и подошел к иллюминатору. – Он, безусловно, знал, чем меня заинтересовать.

– Кто он такой?

– Бразильский океанограф. О нем много писали в прессе, когда он откопал испанский галеон. Это было примерно лет пятнадцать тому назад. Его мать была американкой, отец – бразильцем, а сам он – существо из другого века. Воображает себя великим путешественником, этаким грозой морей, и бороздит океаны в поисках исчезнувших городов и затонувших галеонов. Правда, он нашел всего один галеон, но нюх у него острый, в этом нет сомнения.

– Ты с ним никогда не встречался?

– Да нет, меня это, в общем то, не интересовало. У нас было мало общего. Я, безусловно, продукт этого века. Мы с ним не на одной волне.

Уилсон не был так твердо в этом уверен. Конечно, Келби не был мечтателем, но он был наделен дерзкой, наступательной, не знающей жалости отвагой, которая в любом веке была характерна для пиратов.

– Так чего этот Лонтана хочет от тебя? – Уилсон прищурился, глядя на Джеда. – И чего ты хочешь от Лонтаны?

– Чего он от меня хочет, я не знаю. – Джед стоял, устремив взгляд через иллюминатор на океан, и напряженно думал. – Но я знаю, чего я от него хочу. Весь вопрос: может ли он мне это дать?

– Звучит интригующе.

– Разве? – Джед резко повернулся к Уилсону. – Что ж, в таком случае нам следует все прояснить, не так ли? Все должно быть предельно ясно.

Уилсону стало не по себе, когда он увидел возбужденное и отчаянное выражение на лице Джеда. Исходившая от Джеда агрессия была буквально осязаемой.