Или заглядывает вперед, чтобы увидеть, кого им нужно еще обогнать. Они видят, как из полей на дорогу выходит одинокая женщина – та самая, за которой она когда-то ехала следом. Теперь у нее в руках две корзины.
– Давайте ее подвезем, – предлагает ударник, – она одна, вокруг никого и ничего нет.
Она хочет предложить не останавливаться, но они всю дорогу так добры к ней… Кучера натягивают поводья, и повозка останавливается.
Женщина идет вперед, будто не слышит ни стука копыт, ни веселой духовой музыки.
– Алло! – кричит она из повозки.
– Ах, снова здравствуйте, – отвечает женщина, глядя из-под ладони – глаза ей слепит солнце. – Какая красивая повозка! – Она окидывает восхищенным взглядом бархат и позолоту, отчего у пассажирки фургона внутри уютно затеплилось удовольствие.
– Залезайте к нам! – предлагает она женщине. – Мы едем на самый верх.
– Ах, как вы добры, – отвечает та. – Но, если вы не против, я пойду пешком. Мне нравится моя прогулка. И у меня тут по дороге дела.
Ответ положительно бесит ее: эту женщину дважды предлагали подвезти, и дважды она отказалась. Ее ботинки в грязи после перехода через поле, и вечером, как только сядет солнце, станет холодно, она замерзнет. Пока музыканты обмениваются со встречной любезностями, пассажирка сердито отмалчивается, сложив руки на груди. Она уже решила, что, если женщина не согласится сесть в повозку и составить ей компанию, она сама доберется до вершины и сделает все, чтобы помешать этой.
Кучера дергают поводья, и повозка трогается. Они проезжают мимо, оставляя женщину-пешехода позади, но та, кажется, и не жалеет вовсе ни об упущенной компании, ни о шансе добраться доверху с удобствами, чем портит пассажирке все удовольствие от того, что она снова обскакала соперницу. Женщина думает о своем, занята своими делами, идет себе, помахивая загадочными корзинками. Пассажирка наблюдает за ней, пока женщина не превращается в песчинку вдали.
Наконец повозка с оркестром прибывает в какой-то симпатичный городок, все жители которого сбегаются на звуки музыки, окружают их и сопровождают в центр. Дети с криками бегут следом по булыжной мостовой, пока оркестр играет свои самые ударные хиты. Город украшен в их честь. В центре, на сколоченной наспех сцене, их ожидает мэр.
– Добро пожаловать! – гудит он, сгибаясь под тяжестью висящей у него на груди мэрской цепи. – Наконец-то вы здесь. Вторая женщина за час. Вы в курсе, где вы?
– Не совсем, – отвечает она, недовольная тем, что кто-то ее успел опередить. – Здесь уже самый верх?
– Не совсем… Окажите нам честь, открыв этот занавес, и сами узнаете.
Она дергает за шнур, открывается красный бархатный занавес, и за ним она видит надпись: «Почти Самый Верх».
Раздаются восторженные крики и аплодисменты.
– Это чрезвычайно значительное достижение, – гудит мэр, а оркестр играет туш.
Она натянуто улыбается, пытаясь выглядеть благодарной, но, признаться, она разочарована. Внутри у нее не радость от достижения цели, а пустота. «Почти» – это хорошо, но не совсем. Ее влечет ввысь, но нет никакой уверенности, что повозка доставит ее на самую вершину: лошади устали, музыканты нуждаются в отдыхе, инструменты расстроены, экипажу необходим ремонт. Они планируют остановиться и отдохнуть денек-другой. Но она чувствует, что для них это конечный пункт, и ей не хочется здесь понапрасну задерживаться.
– Благодарю вас за теплый прием, – говорит она мэру, – но, к сожалению, я не могу остаться. Скажите, пожалуйста, как добраться до вершины вон той горы?
– Предлагаю вам двигаться вон в том направлении, – отвечает мэр. |