— Почему? — удивилась Наташка.

— Работа у него неблаговидная, порочная. Он сутенер!

— Что? — округлились глаза бабы. Она подавилась воздухом, побледнела и выдала этим себя с головой. Николай Иванович, глянув на жену, о многом догадался, и, хотя Наташа быстро справилась с собой, человек решил проверить бабу как можно скорее.

Женщина, продохнув ком, сообразила:

— Как же я впустила его и приняла букет от такого козла?

— Да причем цветы? Они лишь повод! — глянул на жену многозначительно, но та не поняла.

— Ему никто не открывает двери в приличные дома. Люди стыдятся с ним здороваться даже в сумерках. Соседки-старушки его презирают и стыдятся такого соседства. Но ведь у Андрея нет другой специальности. Он ничего больше не умеет. Только выколачивает деньги с клиентов путан, — сморщился человек брезгливо и встал с дивана, почувствовав, как похолодели руки жены, как ее затрясло.

Николай Иванович понял, такое неспроста случилось. И спросил:

— А чего он вдруг тебя заинтересовал?

— Хотела узнать о соседях, с кем рядом живу. Он всегда включает музыку, такую нежную, красивую и тихую. Думала, что он художник или музыкант. А он отморозок и сволочь, даже не верится, что рядом такое говно прикипелось!

Николай Иванович усмехнулся, пристально вгляделся в лицо жены, покрытое красными пятнами, и сказал жестко:

— Странно, что тебя это так взбудоражило.

— Коля, я просто удивлена, как ты терпишь такого соседа!

— Я его не замечаю. Не вижу в упор. И меня он не приходит поздравлять с моими праздниками. Соседи тоже не откроют ему двери. Он это знает. И только ты его приняла!

— В первый и в последний раз! — подытожила Наталья, окончательно взяв себя в руки, и Николай Иванович поверил, успокоился. Настроение понемногу выровнялось.

Человек впервые рассказал жене о своих друзьях, о себе.

— Я сам рос шкодливым. Бабулька у меня была, обычная, деревенская старушка. Неграмотная. Но ума палата. Знала больше академиков. Бога любила и почитала, никогда не снимала крест и все делала с молитвой. Такой хлеб пекла, что нынче и не увидишь. Десятерых детей родила и всех вырастила. Восемнадцать внуков выходила. Я последыш, так она меня называла и любила больше всех. Я это видел и чувствовал, потому приезжал к ней каждое лето. Помогал ей во всем. Траву косил, колол дрова, даже корову доил. У нас с нею все обязанности распределены были. У бабульки все, что в избе, у меня — за домом. А вечером, когда со всеми делами управимся, лез я на лежанку и слушал былины и сказки. Наверно, потому вот такой вымахал и стал военным, что очень хотелось быть похожим на ее богатырей. Они были самыми сильными, добрыми, умными. Понятно, что в жизни далеко не все гладко складывалось. Обижали и предавали меня, обманывали и подставляли за излишнюю доверчивость. Ну, что поделаешь, если вместе с теплым хлебом и молоком, с запахом свежей травы и соловьиными песнями, накрепко вжилась в мою кровь и душу деревенька. Кажется, взял бы ее всю в ладонь и положил бы за пазуху, к самой груди, чтоб не касались ее холодные дожди и ураганы, чтоб не стыл и не мерз одичавший погост. Мне стыдно, что я уже второй год не навещаю его. Обезлюдела деревенька, зарастают дома и дороги. Жива лишь память. Она всегда с нами. Ведь не будь деревеньки, не было бы и нас, — умолк на время.

— Ты всегда ладил с бабкой? Никогда не ругался с нею? — спросила Наташка.

— Я очень любил ее.

— Ну, а все же ссорились?

— Случалось она поругает за что-то.