Внезапно увидел тапки, удивился, позвал жену:
— Наталья! Это чьи? — указал на тапки Андрея, хмуро, исподлобья глянул на бабу.
— Это я для отца принесла. А то всегда в носках ходит. Твои тапки ему велики.
— Где их взяла?
— Дома прихватила, когда в последний раз была.
— В чьем доме? Я такие видел на сутенере, он в них за почтой спускался вниз, в одном лифте со мною!
— Ну что сделаю, если тапки похожие? — развела баба руками.
— Это уже не цветы! Может, скоро он и свою пижаму сюда принесет! Я говорил тебе, чтоб его здесь не было? Почему он сюда пришел, кто позволил отморозку входить в мою квартиру! Разве недостаточно моего запрета?
— Он не бывает здесь!
— А это откуда свалилось?
— Николай! Прости меня. Они стояли возле мусоропровода, и я с дури взяла для отца. Пожадничала. Дома, в семье иногда так делали. Кто-то выкинет надоевшее, мои подберут. Не с добра это. Я, честное слово, отвыкну от этой привычки. Не злись, не ругайся, я ни в чем не виновата. Не подозревай. Глупая я, прости! Больше не повторю, — заплакала притворными слезами, и Николай снова поверил.
Он отшвырнул тапки от дивана, сказав:
— Вынеси их туда, где взяла!
Наталья поставила их перед дверью Андрея. Ночью они окончательно помирились с Николаем Ивановичем. Но утром, уходя на работу, вместо того чтобы поцеловать как всегда жену, Чижов вдруг взял ее за плечи и прищурясь сказал:
— Ну, что ж, птичка моя, я проверю, уж так ли ты мне верна, как клянешься ночами. Но знай, если увижу, что изменяешь, не сносить тебе головы, не жить на этом свете. Слишком дорого за тебя поплатился, еще больше возьму! — вышел в двери.
Наташке стало холодно и страшно. На работе у нее все пошло кувырком. А тут еще компьютер с данными заглючило.
— Черт, что за непруха! — досадовала баба.
— Выпей кофе, успокойся, — предложили ей.
Наташка пила кофе стуча зубами от холода.
— Да что такое со мной? Сама себя не узнаю, — злилась баба. Она включала программу, но та не шла.
— Слушай, Натка, пошли покурим. Хоть успокоимся. Я сегодня со своим отморозком побрехалась. И у тебя не прет нигде! — позвала подружка. Наташка пошла за нею, прикурила сигарету, сделала затяжку, и вдруг сильнейший приступ тошноты скрутил в штопор.
— А ты случайно не беременна? — спросила подружка хохоча.
— С чего взяла? — выпрямилась баба.
— Да с того самого, с ночных развлечений в постели. Иль думаешь, что тошнота и рвота случайное явление? Нет, Натка! Они и есть расплата за удовольствие…
— Но от кого из них? Чей этот ребенок? Ведь я и сама не знаю. С одним и с другим была, — холодела от ужаса. Она знала, Андрей никогда не поверит и не признает свое отцовство. Его сын растет в детдоме, и он не вспоминает о нем. Чижов? Теперь и этот сомневается в ней, и как отнесется к беременности неизвестно.
— А может, все обойдется? — думает баба.
— В конце концов, сделаю аборт. Я не первая и не последняя. Ну что тут такого? А может, и обойдется, людям и от еды случается плохо, успокаивает себя Наташка.
К обеду ей и впрямь полегчало. Женщина забыла, что случилось с нею утром. А вечером вернувшись с работы, увидела, что Николай уже дома. Вместе с Глебом о чем-то оживленно говорят.
— Ты даже не заехал за мною, — упрекнула вполголоса.
— Извини, не мог. Я был занят, — ответил жестко и холодно. Наташка невольно съежилась от такого тона, показавшегося совсем чужим. |