Дед откашлялся, лукаво глянул на Наташку и заговорил издалека:

— А баба та Фросей зовется и поныне. Раней веселой, разбитной была, покутить любила. И мужик ей попался компанейский. Гармонист и шутник, весельчак каких мало. Но зимой поехал в лес по дрова и попал в пургу. Уж как там стряслось, никто не видывал, только сбился он с пути и замерз насмерть. Недели через три сыскали человека. Привезли, чтоб похоронить. А баба волчицей с горя воет. Оно понятно, ушел мужик без времени, даже дитенка не оставил. Каково ей было такое пережить, ведь вот любила свово мужика побольше жизни. Никого другого ни в голове, ни на сердце не держала. И так горько ей сделалось, что села она подле гроба и просит покойного:

— Оставь мне в память о себе ребенка. Нехай сынок родится такой, как ты. Чтоб все любили и на все руки, как ты, мастером был. Пусть твоя кровинка на земле останется, ну пощади, не оставь единой в свете.

— А вскоре уснула рядом с гробом. Ужо люд пришел хоронить покойного, а хозяйка спит, ровно пьяная, — качал головой Захарий:

— Ну, взбудили Фросю. Она встала и давай мужика свово благодарить. У похоронщиков глаза на лоб полезли, чего они услыхали. А Фрося и впрямь беременной сделалась. Родила сына, вырос и вправду копией отца. Вот только в лес его мамка не пущала. Все боялась, что отец сына к себе заберет. Так все ж уберегла мальца. Нынче сильным мужиком стал. Но и поныне местные бабки шепчутся за его спиной, зовут дитем мертвеца! Может, и у тебя такая доля, кто знает. А вдруг Алешка решил вот так на земле возродиться и вернуться в человеки через тебя? Ить по глупости ушел он со свету, шибко рано. Не отгулял, не отлюбил свое, жисть не видел.

— Да не пугай ты меня, дедунь! Ну как мертвец может живой бабе ребенка сделать, да чтоб та при всем ничего не почувствовала. Это уже брехи! Бабьи пугалки на ночь, чтоб девки по потемкам в баню не ходили. Но я уже не маленькая и в страшилки не верю.

— А знаешь, наша Фрося часто свово мужика видит.

— Во сне?

— И не только! Он мертвый ее живую оберегает. Видно, и теперь любит бабу! Поверишь, она до сих пор замуж не вышла.

— Видно, никому не нужна.

— Шалишь, девка! К ей много мужиков подходили, чтоб приметила, в жены уговаривали, да только всем отказала, одному осталась верной, в чести живет.

— Ну, это она. Я Алешку о таком не просила. Зачем мне ребенок от покойного? Я от кого-то из живых рожу. Два козла были, кто-то стал отцом.

— Эх, Натка! Никто из нас не знает даже самого себя. А уж куда там ближнего угадать иль усопшего.

— Дед! Я помню один сон! Я впервые в ту ночь пошла спать в Алешкину комнату. И когда я уснула, увидела его. Он присел на край койки и сказал мне:

— Наташка, не бойся! Я никогда больше не обижу тебя! Но мы с тобою останемся вместе на всю жизнь. И ты даже не подумаешь уйти или убежать…

— Я так и не поняла, как мы с ним можем остаться вместе? Ведь его нет, он умер!

— А может, тебе только показалось?

— Нет, дедунь, я была на похоронах…

— Натка, внучонка моя, ничто не приходит ниоткуда и не уходит в никуда. Все продолжается и идет по своему кругу. Может, в другой жизни я стану твоим сыном, или ты моим дедом, ничто не исключено. Вот я все время подозревал Валентину, что она нагуляла Иринку на юге, когда ездила лечиться на море. И только недавно наткнулся на фотографию дальней родственницы по отцовской линии. Она копия Ирки. Ее портрет, капля крови, будто родная мать. Как сумела повториться в десятом колене через столько лет! Но ведь повторилась, не спросившись ни у кого! А сколько меня помучила сомненьями, сколько крови нам с Валькой испортила.