— Ну, что ты говоришь? Дети все время тебя вспоминают.

— Ой, не болтай лишнее, — осек хозяин раздраженно и отвернулся от гостьи, увидел, что Анна из кухни слушает каждое слово.

— Поехали домой! Давай помогу собраться! — предложила Валентина человеку.

— Ты что? Оглохла? Я сказал, что не поеду к тебе. Не стану мириться, не хочу видеть вас! Нет у меня прошлого. Был дурной сон. Я в нем ошибся. Я не хочу его вспоминать. И ты уходи! Навсегда отстань.

— Одумайся, Захар. Если уйду, мы расстанемся навсегда. Я больше не приду, и мы не увидимся. Когда ты одумаешься, будет поздно. Уже сама не прощу и откажусь навсегда от тебя.

— А я никогда не был твоим. Дорогих людей не прогоняют так, как меня. Я этого и в мертвом сне не забуду и не прощу. В тот день вы убили во мне все, мужа, отца, деда. Вот только человека удалось удержать в себе. Как трудно мне это далось, только я знаю. Потому жив остался. Не наложил на себя руки. А ведь до этого оставалось совсем немного. Это была бы моя последняя ошибка, от какой сам себя удержал. А соваться в петлю еще раз не хочу. Жить с вами, все равно, что лечь в могилу. Теперь ты понимаешь, что уговариваешь бесполезно. Я отболел вами навсегда.

— Мы все в тот день погорячились и перегнули палку. Если можно было бы вернуть и все исправить. Но невозможно. Мы стали чужими, это самое плохое, что могло случиться. Теперь будем жить обидами, забыв родство.

— Я ничего не хочу помнить. Разве бывает родство без тепла? Разве можно родного человека выгонять из дома без возможности выжить? В холод и в одиночество, без гроша в кармане. И после этого вы называете себя родней. Да будет смешиться. Такую родню отстреливать нужно в загоне, как волчью стаю и держать подальше от людей.

— Ладно, Захар, я ухожу. Чувствую, что не вовремя пришла, некстати. Даю тебе время на размышление. Подумай и помни, мы пока ждем тебя.

Захарий отмахнулся от услышанных слов и не пошел провожать Валентину во двор. Он попросил у Анны кружку чая, долго смаковал его, приходил в себя после встречи с Валентиной.

Захар не поверил ей. Человек все понял по-своему.

— Конечно, за деньгами пришла. Но сразу врубилась, что ни хрена ей не обломится. Вот и вздумала уволочь к себе. Чтоб всегда тянуть с меня, как раньше. Сам я ей не нужен давно. А тут хоть что-то урвать. А может, поверила, что я с Анькой сошелся накоротке, вот и взял верх бабий гонор — во что бы то ни стало вернуть свое. Но ведь смешно! Анька вдвое моложе меня. Моя дочь Ирина старше этой бабы года на два. Как бы я подвалил к ней с таким озорством, иль Валька меня забыла, предположив такое.

— Поешь оладок! — поставила Анна тарелку перед Захаром.

— Слышь, а Валька небось подумала, что ты моя новая баба, — хмыкнул сапожник.

— Нет, тогда не стала б уговаривать вернуться к ней. Все ж я моложе ее намного и всегда здесь рядом с тобой. Хотя, кто знает, что в голову пришло. Но приволоклась за тобой не случайно. Все ждала, что сам воротишься. А не пришел, вот и испугалась. Хотя может что-то случилось дома, раз ты понадобился. Я не верю, будто ради семьи вернуть хочет. Ей людское мненье всегда до задницы было. Смолоду ни с кем не считалась, а уж теперь и подавно. Тут что-то другое кроется, — не поверила Аня.

— Чего голову ломаем? Едино не вернусь, чтоб там не стряслось. Отсохло все к ним. Хватит! — глянул на открывшуюся дверь, увидел Толика. Тот едва держался на ногах. Бледное лицо перекосила боль.

— Что с тобою? — подскочил Захар.

— Сорвался. Спину и живот сгубил. Двигатель машины сам поднял. Вот и получил, — свалился на пол у двери. Захар вызвал «неотложку».

До глубокой ночи провозились медики с человеком.