Ровно чужие, словно не знакомы друг с другом.
— А дети?
— Они имеются. Только в других городах живут. При ней никого нет. Но она не бедует. Дети помогают каждый месяц, деньги ей высылают, письма пишут, в отпуск приезжают ненадолго. Василинка с ними не мается.
— А мужик где?
— Сущий кобель! Как пожар случился, он разом всех бросил и умотался к другой. Давно бросил и не появлялся с тех пор. Баба сама на ноги встала, уже без него. Заново дом подняла. Кирпичный поставила. Даже больше и лучше прежнего. Железной крышей накрыла, забор каменный поставила из блоков, железную дверь…
— Ого! Круто!
— Еще бы! Дети помогли. Сама бы не одолела, не справилась бы.
— Она работает? — поинтересовался Захарий.
— Конечно. Как нынче без того?
— А где «пашет»?
— В налоговой. Но не простая, в начальстве. Ее часто на машине привозят с работы.
— А я ей зачем?
— Ну, ты прикольный, Захар! Или не знаешь, зачем бабе мужик нужен? Иль тебе на пальцах объяснить? Она живой человек, как и все мы.
— А чего на работе не нашла подходящего мужика, я зачем?
— То ей одной известно. Сердцу не прикажешь. Оно само выбирает.
— Откуда знаешь, что меня приглядела?
— Сама сказала. За молоком ко мне ходит уже какой год. Так вот и разговорились. Узнала про ее страдание.
— Откуда она меня знает? Где видела?
— Она все годы у тебя обувь ремонтировала, еще когда в мастерской работал. С девчонок к тебе прибегала. Но ты вниманья не обращал никогда. Не взглянул ни разу, не спросил имя.
— А как же полюбила? Иль придумала меня?
— Да кто ж знает? Бабье сердце сплошные потемки. В нем самой не разобраться и ничего не понять. Заблудиться не мудро.
— Чего она хочет?
— Во, чудак, знамо дело, свидеться с тобой!
— Так пусть приходит, познакомимся!
— Не-ет, она женщина совестливая. Не может прибежать сучонкой, себя не уронит. Ее в городе не просто знают, а и уважают.
— Ну, а я как к ней припрусь?
— Вот это ты думай. Я тебя ни за руку, ни за хрен к ней не поволоку. Сами разбирайтесь. Ты спросил, я рассказала. Дальше не мое дело.
— А другой бабы в запасе нет?
— Тебе двух мало?
— Эти не то, — сморщился Захарий.
— Есть еще. Но та пусть дозреет.
— Она кто? Я ее знаю?
— Еще бы! Да только заковык и заморочек полно. Потому, сама себе признаться боится.
— Ну и дела! Целых три бабы! А я все в девках хожу, нецелованый и необогретый как барбос. Разве не обидно? В бане спину потереть некому. Ночью в холодной постели сплю. А три бабы страдают. Не-ет, это непорядок!
— К Василине иль Акулине, хоть сегодня скачи. Авось сладится!
— А может третья моя! Ну, зачем мне баба гордячка, какую весь город знает и уважает. Мне поскромнее бы! Да и мужик от нее, наверное, не с добра слинял, да ни разу за все годы не появился даже к детям. Тут уж не просто кобель. Небось, достала до самых печенок. Я тоже от своих ушел. Выходит, тоже козел?
— Он в лихую минуту бросил и к другой бабе пристроился. Ты ж сам живешь!
— Ладно, уговорила! Подожду, пока третья дозреет. Авось, моею станет, — рассмеялся человек, оглядев женщину хитровато и, подморгнув ей озорно, спросил:
— Ну, а мужиков моих кто присмотрел?
— Татьяна и Нина. Но те пусть сами разбираются. Я их не знаю, вижу редко и почти не разговариваю. |