Изменить размер шрифта - +
  Это
входило в их понятия о хорошем воспитании. Надо быть  милосердным,  говорили
они, считая, что их дом - божий дом. Притом они были  уверены,  что  разумно
помогают ближним, и постоянно  боялись  обмана,  боялись  оказать  поддержку
пороку. Поэтому они никогда не давали денег, никогда! Ни десяти су, ни  двух
су, - известно ведь, что стоит нищему получить два су, как он тотчас  же  их
пропьет. И они всегда подавали  милостыню  натурой,  преимущественно  теплым
платьем, раздавая его зимою детям неимущих.
     - Ах, бедные крошки! - воскликнула Сесиль. -  Они  совсем  посинели  от
холода! Онорина, достань из шкафа узел.
     Прислуга тоже с жалостью смотрела на несчастных; но то было сострадание
женщин, которым не нужно заботиться о своем пропитании. Когда горничная ушла
наверх за вещами, кухарка взяла было остатки булки, но опять положила их  на
стол и, сложив руки, осталась в столовой.
     - У меня как раз  есть  два  шерстяных  платьица  и  теплые  платки,  -
продолжала Сесиль. - Вы увидите, как будет в них тепло вашим бедным крошкам!
     Тем временем Маэ оправилась и робко проговорила:
     - Большое вам спасибо, барышня... Вы очень добры...
     На глазах у нее  выступили  слезы.  Ей  казалось,  что  она  непременно
получит сто су, и она обдумывала  только,  как  их  попросить,  если  ей  не
предложат  сами  господа.  Горничная  все  еще  не  возвращалась;  наступило
тягостное молчание. Уцепившись за юбку матери, дети жадными глазами смотрели
на булку.
     - У вас только эти двое? - спросила г-жа Грегуар, прерывая молчание.
     - Нет, сударыня, у меня семеро.
     Грегуар, снова принявшийся за газету, даже привскочил от негодования.
     - Семеро детей, о боже! Но зачем так много?
     - Это безрассудно, - пробормотала пожилая дама.
     Маэ сделала неопределенный жест, как бы извиняясь. Что  же  делать?  Об
этом и не думаешь, оно выходит само собой. И потом, когда дети вырастут, они
станут работать и помогать семье. Впрочем, они и теперь жили бы сносно, если
бы у них не было деда, который совсем состарился, да еще если  бы  все  дети
были постарше; а то всего два сына и  дочь  достигли  того  возраста,  когда
разрешается работать в копях. Как-никак, маленьких тоже надо кормить, -  они
ведь ничего не зарабатывают.
     - Вы, значит, давно уже работаете в копях? - спросила г-жа Грегуар.
     Бледное лицо Маэ озарилось безмолвной улыбкой.
     - О да! О да... Я работала до двадцати лет. Но когда родила  во  второй
раз, доктор сказал, что я там и помру, если буду продолжать работать: у меня
делалось что-то неладное в костях. К тому же я в это время  вышла  замуж,  у
меня и дома стало довольно дела... А вот из семейства мужа  все  работают  в
шахтах с незапамятных времен. Это началось еще с деда  его  деда  -  словом,
никто не помнит, когда, - с тех самых пор, как нашли залежи в Рекийяре.
     Господин Грегуар задумчиво смотрел на женщину и ее жалких  детишек,  на
их восковые лица и белесоватые волосы Он видел в  них  признаки  вырождения:
низкий рост, малокровие, убогий облик голодающих! Снова наступило  молчание,
слышалось только потрескивание  угля  в  камине.
Быстрый переход