Не знаю, из чего исходил этот опытный скорохват, я же отключился потому, что, заглянув в салон «ниссана» Кифарского, не увидел там рации: если она перекочевала к Коноплеву, то он был в курсе оперативных переговоров, и рассказывать Яковенке о том, в каком направлении ведется преследование, было бы откровенным пособничеством беглецу.

«Синяя птица» так разогрелась, что проскочила бы поворот, если бы не я. На повороте стояло огромное панно с изображением этикетки «Мосфильма»; над головами рабочего и его колхозницы алели буквы: «Пою мое Отечество!» Я прикинул, сколько нужно водки, чтобы напоить целое отечество. Получалось, много…

Узкий проселок бежал вдоль полотна, но по нему ехать не имело смысла: во‑первых, дорога просматривалась до самого горизонта; во‑вторых, сразу за переездом, с просеки валил черный дым.

Я затормозил у воронки с тлеющей по краям сухой травой. Тут и там валялись остатки красной «девятки». К счастью или к несчастью, ничего, что хоть отдаленно бы напоминало человеческие останки, мы не нашли.

– Грамм на двести тротила потянет, – присвистнув, констатировал старлей.

– Гранату в бензобак сунул, – предположил молодой парнишка, по всему, недавно вернувшийся из армии.

Похоронив в своей памяти и «кенвуд», и блокнот, я связался с базой.

– «Центр», запроси Градинск‑ЛОВД железнодорожный, пусть дадут расписание в направлении Краснодара за последние полчаса, переезд на «шестом»… Мне сюда – кинолога с овчаркой и СОМ, приступаю к поиску…

Песчаная просека не оставила следов обуви, в радиусе пятидесяти метров мы не нашли ничего, что помогло бы определить направление поиска. Из сообщения линейного отделения следовало, что за пятнадцать минут до нашего появления через переезд проследовал военный эшелон. В подтверждение моей догадки Коноплев оставил оттиски кроссовок на насыпи.

Или не Коноплев?..

3

В разосланной во все концы ориентировке, помимо набившего оскомину «преступник вооружен» (а кто сейчас не вооружен? пистолет у каждого второго, каждый первый его просто забыл дома), был приказ: в случае оказания сопротивления стрелять на поражение.

Работы хватило всему личному составу до самого вечера. Овчарка Эльза след не взяла. Такой прыти я от Коноплева не ожидал, как не ожидал от себя такой легкомысленности. Недооценка противника обходилась дорого.

Одно не оставляло у меня сомнения: кто‑то предупредил Коноплева о предстоящем аресте. Но радости этот вывод никому не прибавлял.

К девяти вечера на разнос явился сам Завьялов, загоревший и отдохнувший на Черноморском побережье – в санатории МВД в Туапсе.

– Неплохо, – поиграв желваками, изрек он. – Такого количества трупов я что‑то не припомню. А?.. Какая‑то криминальная война началась, в самом деле.

Я подумал, что мужик не хило устроился: возглавляя ГУВД и бывая на коллегиях министерства, он даже не знал, что «криминальная война» не началась, а продолжается. Впрочем, следующая его фраза кое‑что прояснила.

– Не с вашим ли появлением она началась, майор Вениаминов? – посмотрел он на меня.

Я хотел ему напомнить о январских, февральских, мартовских трупах, объявлении Градинского региона «зоной повышенной криминогенной опасности», кокаине, бомбежке булыжниками вверенного ему учреждения и прочем, что привело меня сюда, но вместо этого… согласился:

– С моим, товарищ полковник. Я и приехал сюда, чтобы объявить войну криминалу.

От такого поворота у Яковенки улетучился из памяти припасенный заранее текст.

– Все операции с вашим участием провалены! – рассердился он на себя. – Все!.