Но подставка — это что-то, что под кого-то поставлено, а экспонат это кто-то, кто на что-то поставлен. Это же было ни то, ни другое. Оно могло бы сойти за подставку, но, сверху никого не было. Конечно, оно бы могло сойти и за экспонат, но для этого имело слишком много углов.
Дронт спустился со своей полочки и начал Очень Хитро приближаться к предмету перебежками. Окаменелость всегда говорила, что когда одни люди несколько сомневались в других, то приближались к ним перебежками. Правда, она еще упоминала, что как правило, они при этом за чем-то прятались. Но поскольку в центре зала прятаться было не за чем, Дронт просто делал вид, что его не видно. Чтобы отвести у Кое-Кого возможные подозрения. Это называлось Ганс Пиратцией. Потому что, как утверждала Окаменелость, первым это придумал и небезуспешно использовал пират по имени Ганс. По словам Окаменелости, он слишком часто сомневался в намерениях других.
Оно попустительно позволило Дронту подкрасться. И когда Дронт уже хотел крикнуть: «Стой, кто идет?», как это принято у тех, кто занимается Ганс Пиратцией, вдруг из Этого донеслось: «Хр-р-р!». Дронт понял, что его заметили и притворился, что это не он. На это предмет сказал: «А-а-а!».
Дронту сам не заметил, как понял, что бежит. Причем Очень Быстро. Чтобы сбить с толку Это, он начал делать зигзаги. Окаменелость всегда советовала: если не уверен в чьем-то миролюбии, делай зигзаги.
И Дронт их делал и делал и делал, пока на встречу зигзагам внезапно не выскочила Голубиная Сосна. Она явно ждала этого момента и внезапно наскочила из-за угла, причем вместе с Голубем. Уж от него-то Дронт такого никак не ожидал.
Потирая ушибленный лоб, Дронт поднялся и сердито посмотрел на сосну. Та делала вид, что совершенно ни причем, и смотрела в Совершенно Другую Сторону.
— А! — сказал Голубь сверху. — Доброе утро Дронт! Ты не знаешь, кто треснул по сосне? Я, видишь ли, спал. А тут ка-ак… Ты его не видел? Свой лоб Дронт видел как-то у одного знакомого Лукьяныча, который назывался Зеркало, и всем показывал, какие они есть на самом деле. Хотя при этом оставался невидимым. Но показывал он всех через такую толстую сеть паутины и так неправдоподобно, что Дронт больше решил к нему не обращаться. Он уже привык пользоваться Тенью.
— Честно говоря, видел, — ответил Дронт, — один раз, но у него есть большие сомнения насчет того, кто кого треснул.
— Хулиганье! — возмутился Голубь, — треснуть по сосне и даже не представиться!
— Слушай, Голубь, — сказал Дронт, — там у меня Чкто-то появился!
— А позволь тебя спросить, дорогой Дронт, что ты подразумеваешь под этим «Чкто-том»? — поинтересовался Голубь, — если мы вообще можем говорить о разуме в нашем положении, как таковом.
— Я под розами никого не умываю, во всяком случае, не сегодня, — серьезно ответил Дронт, — Чктот — это то, что не подставка (о чем мы можем сказать что-то) и не экспонат (кого мы представляем под значением кто-то) — это Чкто-то.
— Кажется, я уловил твою нить, — глубокомысленно сказал Голубь.
— Большое спасибо, — ответил Дронт, — только не забудь потом ее отдать.
— Я имею ввиду нить твоих мыслей, — заметил Голубь. Дронт подумал, что это правда, мысли всех экспонатов как правило состояли из нитей. В основном, шпагата или бечевки.
— Пойдем посмотрим эту твою Неподставку, может это меня на что нибудь натолкнет.
— Можешь в этом не сомневаться, — убедительно сказал Дронт, потирая голову, — меня во всяком случае она Натолкнула.
— В смысле, что это нас с тобой к чему-нибудь приведет. |