- Давай, двинулись. Едем туда и осмотримся. Я так или иначе собирался предложить это, ведь «Секатур» всегда швартуется у их причала. Между
прочим, сейчас он на Кубе, - добавил Лейтер, - в Гаване. Ушел отсюда неделю назад. Обыскивали его и по прибытии и по отбытии до донышка, но,
конечно, ничего не нашли. Решили, что у него двойное дно. Почти отодрали обшивку. Пришлось ремонтировать. Ничего. Ни намека на какую-нибудь
контрабанду, не говоря уж о груде золотых монет. И все же надо пойти туда и принюхаться. Да и на нашего приятеля Грабителя не худо бы
посмотреть. Позвоню вот только в Орландо и Вашингтон. Надо доложить им, что к чему. И хорошо бы, чтобы они поскорее взяли этого Бигова
головореза с поезда. Только, боюсь, что уже поздно. А ты пойди и глянь, как там Солитер. Скажи, пусть не высовывает носа, пока мы не вернемся.
Лучше запри ее. А вечером мы с ней поужинаем в Тампе. У них там лучшая кухня на всем побережье. По дороге остановимся в аэропорту и купим ей на
завтра билет.
Лейтер потянулся к телефону и заказал междугородный разговор. Бонд вышел.
Десять минут спустя они уже были в пути. Солитер не хотела оставаться одна. Она приникла к Бонду.
- Я хочу уйти отсюда, - в ее глазах застыл страх. У меня такое чувство... - она оборвала фразу. Бонд поцеловал девушку.
- Не волнуйся, все будет в порядке, - сказал он. - Через часок мы вернемся. А потом уже не расстанемся до самого самолета. Можно даже
остаться на ночь в Тампе и на рассвете тронуться в аэропорт оттуда.
- Да, если можно, - нервно откликнулась Солитер. - Так будет лучше всего. Здесь мне страшно. Здесь мы в опасности. - Она обняла его за шею.
- Не думай, я не истеричка. - Она поцеловала его. - Ну ладно, иди. Только возвращайся побыстрее.
Послышался голос Лейтера. Бонд вышел из комнаты и запер дверь.
Он проследовал за Лейтером к машине, ощущая какое-то смутное беспокойство. Он не мог представить себе, что девушке что-нибудь грозит в этом
мирном, законопослушном местечке или что Бит Мэн каким-нибудь образом выследил ее здесь, ведь Эвергледз - лишь один из многочисленных лагерей
такого рода на острове Сокровищ. Но он с доверием относился к ее исключительной интуиции, и ее нервный срыв несколько обеспокоил его.
Впрочем, при виде Лейтеровой машины все эти мысли вылетели у него из головы.
Бонд любил скоростные автомобили, и ему нравилось водить их самому. Большинство американских марок навевало на него тоску, В них не было
индивидуальности, личностного характера, какой свойствен европейским машинам. Это были просто «транспортные средства», все на один лад и одной
формы. И даже клаксоны у них звучали одинаково. Они изготавливались, чтобы отслужить свое в течение года, а затем частично пойти в уплату за
модель года будущего. А вместе с отказом от рычага переключения скоростей, вместе с введением системы автоматического управления ушло
удовольствие от вождения. Того чувства единения шофера с машиной и дорогой, того вызова мастерству и нервам, какие хорошо известны европейскому
водителю, здесь, в Америке, уже не испытаешь. В глазах Бонда американские машины представляли собой лишь большие, похожие на жуков, ящики, в
которых передвигаешься, положив одну руку на руль, включив радио и манипулируя кнопками, автоматически поднимающими и опускающими окна, чтобы
уберечься от сквозняка.
Но у Лейтера был старый «корд», одна из немногих американских моделей, сохранивших чувство собственного достоинства, и Бонд с удовольствием
залез в низкий салон, услышал резкий звук переключения передач и рев выхлопной трубы. |