|
Женя прочла четким почерком написанную резолюцию: "В прописке отказать, как не имеющей отношения к данной жилплощади". - Сукин сын, - громко сказала Женя и, не имея силы сдержаться, продолжала: - Издеватель, бездушный мучитель! Она говорила громко, потрясая в воздухе непрописанным паспортом, обращаясь к сидевшим в очереди людям, хотела их поддержки, но видела, как они отворачивались от нее. Дух бунтовщицы вспыхнул на миг в ней, дух отчаяния и бешенства. Вот так же кричали иногда обезумевшие от отчаяния женщины в очередях тридцать седьмого года, стоя за справками об осужденных без права переписки в полутемном приемном зале Бутырской тюрьмы, на Матросской Тишине в Сокольниках. Милиционер, стоявший в коридоре, взял Женю за локоть, стал толкать ее к двери. - Пустите меня, не трогайте! - и она вырвала руку, оттолкнула его от себя. - Гражданка, - сипло сказал он, - прекратите, не вынуждайте на десять лет! Ей показалось, что в глазах милиционера мелькнуло сочувственное, жалостливое выражение. Она быстро пошла к выходу. По улице, толкая ее, шли люди, все они были прописаны, имели прикрепленные к распределителям карточки... Ночью ей снился пожар, она наклонилась над лежащим раненым человеком, уткнувшимся лицом в землю, пыталась тащить его и понимала, хотя не видела его лица, что это Крымов. Она проснулась измученная, подавленная. "Хоть бы скорей он приехал, - думала она, одеваясь, бормотала: - Помоги мне, помоги мне". И ей страстно, до боли захотелось увидеть не Крымова, которого ночью спасала, а Новикова, таким, каким видела его летом в Сталинграде. Эта бесправная жизнь без прописки, без карточек, в вечном страхе перед дворником, управдомом, старшей по квартире Глафирой Дмитриевной была тяжела, невыносимо мучила. Женя пробиралась на кухню, когда все спали, а утром старалась умываться до того, как проснутся жильцы. А когда жильцы с ней заговаривали, голос у нее становился какой-то противно ласковый, не свой, как у баптистки. Днем Женя написала заявление об уходе со службы. Она слышала, что после отказа в паспортном отделе является участковый и берет подписку о выезде из Куйбышева в трехдневный срок. В тексте подписки говорилось: "Лица, виновные в нарушении паспортного режима, подлежат..." Женя не хотела "подлежать...". Она примирилась с тем, что ей нужно выбыть из Куйбышева. Сразу стало спокойней на душе, мысль о Гришине, о Глафире Дмитриевне, о ее мягких, как гнилые маслины, глазах перестала томить, пугать. Она отказалась от беззакония, подчинилась закону. Когда она написала заявление и собиралась нести его Ризину, ее позвали к телефону - звонил Лимонов. Он спросил ее, свободна ли она завтра вечером, приехал человек из Ташкента и очень смешно рассказывает о тамошней жизни, привез Лимонову привет от Алексея Толстого. Снова пахнуло на нее другой жизнью. Женя, хотя не собиралась делать этого, рассказала Лимонову о своих делах с пропиской. |
