Она спросила его о
самочувствии, и он ответил, что боли в боку и в спине невелики.
Она вновь проверила его пульс и провела увлажненным полотенцем по его
губам и по лбу.
В это время в палату зашел санитар Медведев и передал, что сестру
Терентьеву вызывает по телефону начальник хирургического отделения
военврач Платонов. Сестра Терентьева зашла в комнату дежурного по этажу и,
взяв трубку, доложила военврачу Платонову, что больной проснулся,
состояние у него обычное для перенесшего тяжелую операцию.
Сестра Терентьева попросила сменить ее, - ей необходимо пойти в
городской военный комиссариат в связи с путаницей, возникшей при
переадресовке денежного аттестата, выданного ей мужем. Военврач Платонов
обещал отпустить ее, но велел наблюдать Шапошникова до того, как Платонов
сам осмотрит его.
Сестра Терентьева вернулась в палату. Больной лежал в той же позе, в
какой она оставила его, но выражение страдания не так резко выступало на
его лице, - углы губ приподнялись, и лицо казалось спокойным, улыбающимся.
Постоянное выражение страдания, видимо, старило лицо Шапошникова, и
сейчас, улыбающееся, оно поразило сестру Терентьеву, - худые щеки, немного
оттопыренные, полные бледные губы, высокий, без единой морщинки лоб,
казалось, принадлежали не взрослому человеку, даже не отроку, а ребенку.
Сестра Терентьева спросила о самочувствии больного, но он не ответил, -
очевидно, заснул.
Сестру Терентьеву несколько насторожило выражение его лица. Она взяла
лейтенанта Шапошникова за руку, - пульс не прощупывался, рука была чуть
теплой от того неживого, едва ощутимого тепла, которое хранят в себе по
утрам топленные накануне и давно уже прогоревшие печи.
И хотя медицинская сестра Терентьева всю жизнь прожила в городе, она,
опустившись на колени, тихонько, чтобы не тревожить живых, завыла
по-деревенски:
- Родименький наш, цветочек ты наш, куда ты ушел от нас?
30
В госпитале стало известно о приезде матери лейтенанта Шапошникова.
Мать умершего лейтенанта принял комиссар госпиталя, батальонный комиссар
Шиманский. Шиманский, красивый человек, с выговором, свидетельствующим о
его польском происхождении, хмурился, ожидая Людмилу Николаевну, - ему
казались неизбежными ее слезы, может быть, обморок. Он облизывал языком
недавно выращенные усы, жалел умершего лейтенанта, жалел его мать и
поэтому сердился и на лейтенанта, и на его мать, - если устраивать прием
для мамаши каждого умершего лейтенанта, где наберешься нервов?
Усадив Людмилу Николаевну, Шиманский, прежде чем начать разговор,
пододвинул к ней графин с водой, и она сказала:
- Благодарю вас, я не хочу пить.
Она выслушала его рассказ о консилиуме, предшествовавшем операции
(батальонный комиссар не счел нужным говорить ей о том, что один голос был
против операции), о трудностях операции и о том, что операция прошла
хорошо; хирурги считают, что эту операцию следует применять при тяжелых
ранениях, подобных тем, что получил лейтенант Шапошников. |