Вскоре меня тоже арестовали.
Клим напомнил ей обед у Лютова в день приезда царя, ресторан, где она
читала письмо.
- Я не заметила вас, - сказала она безразличным тоном, взяв книгу и
перелистывая ее.
Самгин подумал, что это не очень вежливо с ее стороны.
- Вы несколько раз не замечали меня, это, вероятно, из конспиративных
соображений?
Взглянув на него через книгу, она улыбнулась неохотно, как всегда.
- Но вы ведь узнали меня, когда я шел с жандармом, - помните?
В эту минуту он заметил, что глаза ее, потемнев, как будто вздрогнули,
стали шире и в зрачках остро блеснули голубые огоньки.
- Позвольте, - воскликнула она, оживленно и похорошев, - это. было -
где?
Клим назвал переулок и, усмехаясь, напомнил:
- Было часа четыре утра, и вас провожал мужчина...
- Нет! - сказала она, тоже улыбаясь, прикрыв нижнюю часть лица книгой
так, что Самгин видел только глаза ее, очень блестевшие. Сидела она в
такой напряженной позе, как будто уже решила встать.
- Ну, как же - нет? Я слышал...
- Что?
- Как он просил вас поторопиться... Никонова бросила книгу на диван и,
вздохнув, пожала плечами.
- Не провожал, а открыл дверь, - поправила она. - Да, я это помню. Я
ночевала у знакомых, и мне нужно было рано встать. Это - мои друзья, -
сказала она, облизав губы. - К сожалению, они переехали в провинцию.
Так это вас вели? Я не узнала... Вижу - ведут студента, это довольно
обычный случай...
- А мне показалось - узнали, - настаивал Самгин.
- Нет, - равнодушно сказала она. - У меня плохая память на лица. И я
была расстроена.
Глаза ее погасли, она снова взяла книгу и наклонила над нею скучное
лицо свое. Самгин, барабаня пальцами, подумал:
"Варвара - права: в ней есть что-то..."
Но неприятное впечатление, вызванное этой сценой, скоро исчезло, да и
времени не было думать о Никоновой. Разрасталось студенческое
движение, и нужно было держаться очень осторожно, чтоб не попасть в
какую-нибудь глупую историю. Репутация солидности не только не
спасала, а вела к тому, что организаторы движения настойчиво пытались
привлечь Самгина к "живому и необходимому делу воспитания
гражданских чувств в будущих чиновниках", - как убеждал его, знакомый
еще по Петербургу, рябой, заикавшийся Попов; он, видимо, совершенно
посвятил себя этому делу. Самгину приходилось говорить, что
студенческое движение буржуазно, чуждо интересам рабочего класса и
отвлекает молодежь в сторону от задач времени: идти на помощь
рабочему движению.
- Н-но н-нельзя же, чорт возьми, требовать, ч-чтоб в-все студенчество шло
н-на ф-фабрики! - сорванным голосом выдувал Попов слова обиды,
удивления.
Но это было не так важно. Попов являлся в Москву на день, на два, затем,
пофыркав, покричав, - исчезал. Гораздо важнее для Самгина было
поведение Варвары. Он уже привык жить с нею, она и Анфимьевна
заботливо ухаживали за ним. Самгин чувствовал себя устроившимся очень
уютно и ценил это. Но вот уже несколько дней Варвара настроена
нервозно и стала не похожа на себя. Она как-то поблекла, и у нее явилась
рассеянность, не свойственная ей. Можно было думать, что она решает
какой-то очень трудный вопрос, этим объясняются припадки ее странной
задумчивости, когда она сидит или полулежит на диване, прикрыв глаза и
как бы молча прислушиваясь к чему-то. И в ласках она стала скупа,
осторожна, даже как-то механична. Неожиданно она уходила куда-то и,
раньше такая аккуратная, опаздывала к обеду, к вечернему чаю. Спросить:
что с нею? - Самгин не решался, смутно опасаясь услышать в ответ нечто
необыкновенное и неприятное. Он опасался расспрашивать ее еще и
потому, что она, выгодно отличаясь от Лидии, никогда не
философствовала на сексуальные темы, а теперь он подозревал, что и у
нее возникло желание "словесных интимностей". |