- Достань порошки... в кармане пальто, - говорила она, стуча зубами, и
легла на постель, вытянув руки вдоль тела, сжав кулаки. - И - воды. Запри
дверь. - Вздохнув, она простонала:
- О, господи...
- Послушай, - бормотал Клим, встряхивая пальто, висевшее на руке его. -
Какие порошки? Надо позвать доктора... Ты - отравилась чем-нибудь?
- Тише! Это - спорынья, - шептала она, закрыв глаза. - Я сделала аборт.
Запри же дверь! Чтобы не знала Анфимьевна, - мне будет стыдно пред
нею...
Самгин ошеломленно опустил руки, пальто упало на пол, путаясь в нем
ногами, он налил в стакан воды, подал ей порошок, наклонился над ее
лицом.
- Зачем же ты... не сказав мне?. Ведь это опасно, можно умереть!
Подумай, что же было бы? Это - ужас!
Он уже понимал, что говорит не те слова, какие надо бы сказать. Варвара
схватила его руку, прижалась к ней горячей щекой.
- Уйди, милый! Не бойся... на третьем месяце... не опасно, - шептала она,
стуча зубами. - Мне нужно раздеться. Принеси воды... самовар принеси.
Только - не буди Анфимьевну... ужасно стыдно, если она...
На руке своей Клим ощутил слезы. Глаза Варвары неестественно дрожали,
казалось - они выпрыгнут из глазниц. Лучше бы она закрыла их. Самгин
вышел в темную столовую, взял с буфета еще не совсем остывший
самовар, поставил его у кровати Варвары и, не взглянув на нее, снова ушел
в столовую, сел у двери.
"Зачем она сделала это? Если она умрет, - на меня... возмутительно!"
Но он понял, что о себе думает по привычке, механически. Ему было
страшно, и его угнетало сознание своей беспомощности. Он был вырван
из обычного, понятного ему, но, не понимая мотивов поступка Варвары,
уже инстинктивно одобрял его.
"Нужна смелость, чтоб решиться на это", - думал он, ощущая, что в нем
возникает новое чувство к Варваре.
Он слышал, как она сняла ботинки, как осторожно двигается по комнате,
казалось, что все вещи тоже двигаются вместе с нею.
Скрипнул ящик комода, щелкнули ножницы, разорвалась какая-то ткань,
отскочил стул, и полилась вода из крана самовара. Клим стал крутить
пуговицу тужурки, быстро оторвал ее и сунул в карман. Вынул платок,
помахал им, как флагом, вытер лицо, в чем оно не нуждалось. В комнате
было темно, а за окном еще темнее, и казалось, что та, внешняя, тьма
может, выдавив стекла, хлынуть в комнату холодным потоком.
- Как глупо, как отчаянно глупо! - почти вслух пробормотал он,
согнувшись, схватив голову руками и раскачиваясь. - Что же будет?
Варвара, приоткрыв дверь, шепнула:
- Иди.
Он вошел не сразу. Варвара успела лечь в постель, лежала она вверх
лицом, щеки ее опали, нос заострился; за несколько минут до этой она
была согнутая, жалкая и маленькая, а теперь неестественно вытянулась,
плоская, и лицо у нее пугающе строго. Самгин сел на стул у кровати и,
гладя ее руку от плеча к локтю, зашептал слова, которые казались ему
чужими:
- Это - ужасно! Нужно было сказать мне. Ведь я не... идиот! Что ж такое -
ребенок?.. Рисковать жизнью, здоровьем...
Обидное сознание бессилия возрастало, к нему примешивалось сознание
виновности пред этой женщиной, как будто незнакомой. Он искоса,
опасливо посматривал на ее встрепанную голову, вспотевший лоб и
горячие глаза глубоко под ним, - глаза напоминали угасающие угольки,
над которыми еще колеблется чуть заметно синеватое пламя.
- Доктора надо, Варя. Я - боюсь. Какое безумие, - шептал он и, слыша,
как жалобно звучат его слова, вдруг всхлипнул.
- Безумие, - повторил он. - Зачем осложнять...
Слезы текли скупо из его глаз, но все-таки он ослеп от них, снял очки и
спрятал лицо в одеяло у ног Варвары. |