|
А человек в тулупчике назойливо допрашивал двух рабочих, которые только что присоединились к публике: - Вы что ж отстали от своих, а? - Не твое дело, - сказал один, похожий на Вараксина, а другой, с лицом старого солдата, миролюбиво объяснил: - Тесно, не пробьешься в ворота, ребра ломают. - А - для чего затеяли это самое? Затеяли и - в сторону? И сквозь все голоса из глубины зрителей ручейком пробивался один тревожный чей-то голосок: - Я - не понимаю: к чему этот парад? Ей-богу, право, не знаю - зачем? Если б, например, войска с музыкой... и чтобы духовенство участвовало, хоругви, иконы и - вообще - всенародно, ну, тогда - пожалуйста! А так, знаете, что же получается? Раздробление как будто. Сегодня - фабричные, завтра - приказчики пойдут или, скажем, трубочисты, или еще кто, а - зачем, собственно? Ведь вот какой вопрос поднимается! Ведь не на Ходынское поле гулять пошли, вот что-с... В бессвязном говоре зрителей и в этой тревожной воркотне Самгин улавливал клочья очень знакомых ему и даже близких мыслей, но они были так изуродованы, растрепаны, так легко заглушались шарканьем ног, что Клим подумал с негодованием: "Какое мещанство. Нищенство". Из Кремля поплыл густой рев, было' в нем что-то шерстяное, мохнатое, и казалось, что он согревает сыроватый, холодный воздух. Человек в поддевке на лисьем мехе успокоительно сообщил: - Поют! "Спаси, господи" поют! Снял шапку, перекрестился на храм Василия Блаженного и торопливо пошел прочь. Все зрители как бы только этого и ждали, плотная стена их стала быстро разваливаться, расползаться; пошел и Самгин. У торговых рядов он наткнулся на Митрофанова; Иван Петрович стоял, прислонясь к фонарю, надув щеки, оттопырив губы, шапка съехала на глаза ему, и вид у него был такой, точно он только что получил удар по затылку. Самгину даже показалось, что он - пьяный. Иван Петрович смотрел прямо в лицо его, но не здоровался. Эта встреча обрадовала Клима, как встреча с приятным человеком после долгого и грустного одиночества; он протянул ему руку и- заметил, что постоялец, прежде чем пожать ее, беспокойно оглянулся. - Ну, что вы скажете? - Замечательно, - быстро ответил Митрофанов. - Замечательно, - повторил он, вскинув голову и этим поправив шапку. - Стройно, - сказал он, щупая пальцами пуговицу пальто. - Весьма... внушительно! В его поведении было что-то странное, он возбудил любопытство Самгина, и Клим предложил ему позавтракать. Митрофанов согласился не сразу, стесненно поеживаясь, оглядываясь, а согласясь, пошел быстро, молча и впереди Самгина. В полуподвальном ресторане, тесно набитом людями, они устроились в углу, около какого-то шкафа. Гости ресторана вели себя так размашисто и бесцеремонно шумно, как будто все они были близко знакомы друг с другом и собрались на юбилейный или номинальный обед. Самгин прислушался к слитному говору и не услышал ни слова о манифестации рабочих. Он очень торопился определить свое настроение, услыхать слова здравого смысла, но ему не сразу удалось заставить Митрофанова разговориться. Иван Петрович согласно кивал головою и говорил не своим тоном: - Затея - умственная. Это - верно: хозяева мало чего видят, кроме своей пользы. Конечно - облегчить рабочих людей надо. Но, выпив рюмки три водки, он глубоко вздохнул, закрыл глаза, сморщился и, качая головою, тихонько сказал: - Эх, Клим Иванович, клюква это! - Что? - также тихо спросил Самгин, уже зная, что сейчас услышит нечто своеобразное и, наверное, как всегда от Митрофанова, успокаивающее. |
