|
«Кобальтовый фиолетовый» — так назывался похожий цвет в наборе акварельных красок Урсулы. Изо рта Бриджет торчал кончик языка, и на мгновение Урсула вспомнила, как миссис Гловер только что засовывала телячий язык под пресс. Урсула никогда прежде не видела покойников, но сейчас даже не усомнилась, что Бриджет мертва. — Слезь с кровати, Тедди, — осторожно выговорила она, словно боясь спугнуть дикого зверька. Ее затрясло. Не только потому, что Бриджет умерла, хотя это само по себе было ужасно, но еще и оттого, что кругом витала какая-то страшная опасность. Голые стены, тонкое жаккардовое покрывало на железном остове кровати, щетка и гребень с эмалевыми ручками на туалетном столике, лоскутный коврик на полу — вся обстановка вдруг стала неузнаваемой и глубоко враждебной. По лестнице поднимались Сильви и доктор Феллоуз. Голос Сильви звучал тревожно, голос доктора Феллоуза — скорее безразлично. На пороге Сильви ахнула: — Боже праведный! — Она увидела, что рядом с Бриджет находятся дети. Схватив под мышку Тедди, который еще не успел слезть с кровати, она потащила Урсулу в коридор; от этой суматохи Трикси завиляла хвостом и с готовностью понеслась за ними. — Иди к себе в комнату, — сказала Сильви дочери. — Нет, ступай к Тедди. Нет, ко мне в спальню. Иди же! В ее голосе зазвучало неистовство, словно это была вовсе не та Сильви, которую они знали. Бегом вернувшись в комнату Бриджет, она решительно захлопнула за собой дверь. Теперь до их слуха доносилось только перешептывание Сильви с доктором Феллоузом; в конце концов Урсула сказала: «Пошли» — и взяла Тедди за руку. Он безропотно позволил увести себя вниз, в мамину спальню. — Ты пирог обещала, — напомнил он. — У Тедди кожа того же цвета, что у Бриджет, — говорила Сильви. От ужаса у нее подвело живот. Увиденное не оставляло сомнений. Что до Урсулы — та оставалась просто бледной, хотя у нее потемнели веки, а кожа приобрела странный, нездоровый блеск. — Гелиотропный цианоз, — определил доктор Феллоуз, измеряя пульс Тедди. — Видите, на щеках появилась красно-бурая сыпь. К сожалению, это наиболее тяжелая форма. — Прекратите, умоляю, прекратите, — зашипела на него Сильви. — Избавьте меня от ваших лекций. Я вам не студентка, я их мать! Как же сильно она сейчас ненавидела доктора Феллоуза. Бриджет лежала наверху, еще теплая, но уже недвижимая, как надгробная плита. — Это вирус, — беспощадно продолжал доктор. — Вчера ваша горничная поехала в Лондон и там затесалась в толпу — простейший способ подхватить инфекцию. Заболевание распространяется мгновенно. — Только не на этого. — Сильви неистово сжимала ручонку Тедди. — Только не на моего ребенка. Не на моих детей, — исправила она сама себя, потянувшись к Урсуле, чтобы положить ладонь на ее горящий лоб. В дверях замаячила Памела; Сильви прогнала ее резким окриком. Памела заплакала, но Сильви было не до слез. Она оставалась один на один со смертью. — Должен же быть какой-то выход, — обратилась она к доктору Феллоузу. — Что мне теперь делать? — Молиться. — Молиться? Сильви не верила в Бога. Библейское божество представлялось ей несуразным и мстительным (Тиффин и все прочее), не более реальным, чем Зевс или великий бог дикой природы Пан. |
