|
В городе повсюду висели объявления о необходимости следить за давлением газа: фитиль мог погаснуть, если оно упадет до критического уровня. Так ли уж страшно отравление газом? — подумала Урсула. Отравление газом. Как тут не вспомнить Освенцим. И Треблинку. Джимми служил в десантных войсках, а незадолго до конца войны примкнул — по его словам, в общем-то, случайно (если верить Джимми, все, что с ним происходило, было случайностью) — к противотанковой части, которая освобождала Берген-Бельзен. Урсула требовала подробностей.{26} Он рассказывал с неохотой и, видимо, утаивал самые трагические эпизоды, но ей нужно было знать. Человек должен быть причастен ко всему. (В голове у нее звучал голос мисс Вулф: «Дожив до грядущего благополучия, мы будем обязаны вспоминать этих людей».) По работе она занималась сводками смертельных потерь: к ней на стол стекались бесконечные потоки цифр, которые обозначали погибших от бомбежек и обстрелов. Эти цифры нужно было сводить воедино и регистрировать. Тогда они казались ошеломляющими, а цифры другого порядка — шесть миллионов погибших, пятьдесят миллионов погибших, бесчисленные множества душ — вообще оставались за гранью понимания. За водой Урсула сходила накануне. Они (кто такие «они»? После шести лет войны все привыкли выполнять то, что «они» приказывали; англичане — народ дисциплинированный) — «они» установили на соседней улице водозаборную колонку, и Урсула наполняла под краном чайник и ведро. В очереди за водой перед ней стояла дама в умопомрачительном серебристо-сером манто из соболей, а вот поди ж ты, безропотно ждала со своими ведерками на пронизывающем ветру. В Сохо она смотрелась более чем неуместно, только кто мог знать ее историю? Женщины у колодца. Урсула смутно помнила, что Иисус вступил в нелицеприятный разговор с женщиной у колодца. С самаритянкой — естественно, безымянной. У нее было пять мужей, тот, с кем она жила теперь, мужем ей не был, однако в каноническом тексте Библии не сказано, куда же делись пятеро предыдущих. Не исключено, что она отравила тот колодец. Урсула вспомнила рассказ Бриджет о том, как девочкой она ежедневно ходила за водой к колодцу в своей ирландской деревне. Вот тебе и прогресс. Как же быстро цивилизация распадается на части, еще более уродливые, чем она сама. Взять хотя бы немцев: культурные, благовоспитанные люди, но вместе с тем… Освенцим, Треблинка, Берген-Бельзен. При другом стечении обстоятельств на их месте вполне могли бы оказаться англичане, но об этом не полагалось говорить вслух. Вот и мисс Вулф так считала: она говорила, что… — Скажите, пожалуйста, — прервала ее мысли дама в соболях, — вы не знаете, почему у меня в квартире вода замерзает, а здесь — нет? У нее был кристально чистый выговор. — Сама не понимаю, — ответила Урсула. — Я уже вообще ничего не понимаю. Дама рассмеялась: — У меня, поверьте, точно такое же ощущение. И Урсула подумала, что неплохо было бы с ней подружиться, но тут стоявшая сзади женщина поторопила: — Не задерживайте, пожалуйста, очередь. И дама в соболях, споро, как труженица Женской земледельческой армии, подхватив свои ведра, сказала: — Ну, мне пора. Всего доброго. Урсула включила радиоприемник. Вещание Третьего канала было приостановлено на неопределенный срок. Война плюс погодные условия. Хорошо еще, если удавалось поймать «Домашний» или «Легкую музыку», — сбои в электроснабжении следовали один за другим. Ей не хватало фона, привычного житейского шума. |
