Жанна встала на колени,
чтобы напиться; Жюльен последовал ее примеру.
Она никак не могла оторваться от холодной струи; тогда он обнял ее за талию и попытался занять ее место у края деревянного желобка. Она
противилась, губы их встречались, сталкивались, отстранялись. В перипетиях борьбы то один, то другой хватал узкий конец стока и, чтобы не
выпустить, стискивал его зубами. А струйка холодной воды, переходя от одного к другому, дробилась, сливалась, обрызгивала лица, шеи, одежду,
руки. Капельки, подобно жемчужинам, блестели у них в волосах. И вместе с водой текли поцелуи.
Вдруг Жанну осенила любовная фантазия. Она наполнила рот прозрачной влагой и, раздув щеки, как мехи, показала Жюльену, что хочет напоить
его из уст в уста.
С улыбкой он откинул голову, раскрыл объятия и, не отрываясь, стал пить из этого живого родника, вливавшего в него жгучее желание.
Жанна прижималась к нему с непривычной нежностью; сердце ее трепетало, грудь вздымалась, глаза затуманились, увлажнились. Она прошептала
чуть слышно: "Люблю тебя... Жюльен", - притянула его к себе и опрокинулась навзничь, закрыв руками вспыхнувшее от стыда лицо.
Он упал на нее, порывисто схватил ее в объятия. Она задыхалась в страстном ожидании и вдруг вскрикнула, пораженная, как громом, тем
ощущением, которого жаждала.
Долго добирались они до верхней точки подъема, так была истомлена и взволнована Жанна, и только к вечеру попали в Эвизу, к родственнику их
проводника, Паоли Палабретти.
Это был рослый, чуть сутулый мужчина, хмурый на вид, как часто бывают чахоточные. Он проводил их в отведенную им комнату - унылую комнату с
голыми каменными стенами, но роскошную для этого края, не знающего прикрас; не успел он выразить на своем корсиканском наречии - смеси
французского с итальянским, - какая для него радость оказать им гостеприимство, как его прервал звонкий голос, и в комнату вбежала маленькая
женщина, брюнетка с большими черными глазами, с жгучим румянцем и тонким станом. С неизменной улыбкой, обнажающей зубы, она расцеловала Жанну,
встряхнула руку Жюльену, все время твердя:
- Здравствуйте, сударыня, здравствуйте, сударь! Как поживаете?
Она помогла снять шляпы, шали, прибрала все одной рукой, потому что другая была у нее на перевязи. Затем выпроводила всех, заявив мужу:
- Пойди погуляй с ними до обеда.
Палабретти тотчас повиновался и отправился показывать Жанне и Жюльену деревню. Он шел между ними, еле шевеля ногами и языком, беспрестанно
кашлял, приговаривая после каждого приступа:
- В долине-то свежо, вот грудь у меня и простыла.
Он вывел их на запущенную тропинку. Внезапно он остановился под огромным каштаном и заговорил тягучим голосом:
- На этом самом месте моего двоюродного брата, Жана Ринальди, убил Матье Лори. Глядите, я стоял вот здесь, возле Жана, а Матье как вынырнет
вдруг шагах в десяти от нас да как закричит: "Жан, не смей ходить в Альбертаче! Говорю тебе, Жан, не смей, а не то, верь моему слову, я тебя
убью!"
Я схватил Жана за руку: "Не ходи, Жан, он и впрямь тебя убьет".
А они оба одну девушку, Полину Синакупи, обхаживали.
Ну, а Жан и закричи в ответ: "Нет, пойду. И не тебе, Матье, помешать мне в этом".
Тут, не успел я схватиться за ружье, как Матье прицелился и выстрелил. |