Одна из них суетилась, прыгала вокруг
второй, топорщила крылья, кивала головкой и чирикала; и вдруг они совокупились.
Жанна была поражена, словно не знала, что это бывает; потом подумала: "Да, правда, теперь ведь весна". А потом другая мысль, догадка,
возникла у нее. Она снова посмотрела на перчатку, на хлысты, на оставленных лошадей и вдруг стремительно прыгнула в седло с одним неудержимым
желанием бежать прочь.
Обратно в Тополя она скакала галопом. При этом она лихорадочно думала, соображала, связывала факты, сопоставляла разные обстоятельства. Как
она не догадалась раньше? Как она не видела ничего? Как не поняла причину отлучек Жюльена, возврат былого щегольства и, наконец, смягчение его
нрава? Вспоминала она также внезапные нервные вспышки Жильберты, ее преувеличенную нежность, то блаженное состояние, в котором она жила с
недавних пор, на радость графу.
Жанна придержала лошадь, потому что ей надо было серьезно подумать, а быстрый аллюр рассеивал ее мысли.
Когда прошло первое волнение, сердце ее успокоилось, в нем не было ни ревности, ни злобы - одно лишь презрение. Она почти не думала о
Жюльене; в нем ее ничто больше не удивляло, но двойное предательство графини, ее подруги, возмущало ее. Значит, все на свете коварны, лживы,
двоедушны? И слезы навернулись ей на глаза. Иллюзии свои оплакиваешь порой так же горько, как покойников. Однако она решила притвориться, будто
ничего не знает, закрыть свою душу для недолговечных привязанностей, любить только Поля и родителей, а остальных терпеть невозмутимо.
Вернувшись, она тотчас бросилась к сыну, унесла его в свою комнату и, как безумная, чуть не час безостановочно целовала его.
Жюльен возвратился к обеду, обворожительный и улыбающийся, исполненный благожелательства. Он спросил:
- Разве папа и маменька не приедут в нынешнем году?
Она так была тронута его вниманием, что почти простила ему открытие, которое сделала в лесу; и вдруг ею овладело страстное желание видеть
двух самых дорогих ей после Поля людей; она провела целый вечер за письмом к ним, умоляя их приехать поскорее.
Они назначили свой приезд на двадцатое мая. А было всего седьмое число.
Она поджидала их со все возрастающим нетерпением, как будто, кроме дочерней привязанности, у нее появилась потребность прильнуть сердцем к
благородным сердцам, открыть душу чистым, не тронутым подлостью людям, чья жизнь и все поступки, все помыслы, все желания всегда были честны.
Именно сейчас она чувствовала себя такой одинокой посреди всех этих слабодушных; и хотя она как-то сразу научилась притворяться, хотя она
встречала графиню с протянутой рукой и с улыбкой на губах, но в ней все росло, заполняя ее, ощущение пустоты и презрения к людям; и каждый день
мелкие события местной жизни увеличивали в ее душе гадливость и неуважение к человеческой породе.
Дочка Куяров родила ребенка, а свадьба только еще предстояла. Служанка Мартенов, сирота, была беременна; молоденькая, пятнадцатилетняя
соседка была беременна; бедная вдова, хромая и грязная, которую за вопиющую нечистоплотность прозвали "Помойкой", была беременна.
То и дело доходили слухи о новой беременности или о любовных шашнях какой-нибудь девушки, или замужней женщины, матери семейства, или же
зажиточного, почтенного фермера.
Эта буйная весна, очевидно, расшевелила жизненные соки не только, в растениях, но и в людях. |