Аббат повернулся к ней, живо заинтересовавшись и собираясь с любопытством священника порыться в тех альковных тайнах, которые развлекали
его в исповедальне. Он спросил:
- Как же так?
Несмотря на всю свою отвагу, она смутилась и не знала, как объясниться:
- Ну... ну... он отказывается сделать меня матерью.
Аббат понял, он был сведущ в этих делах, и принялся допрашивать о мельчайших подробностях с жадностью мужчины, обреченного поститься. Потом
он подумал немного и спокойным тоном, как говорил бы о хороших видах на урожай, во всех деталях начертал ей план умелых действий.
- Дитя мое, вам осталось одно средство - обманите его, скажите, что вы беременны. Он перестанет остерегаться. Вы и забеременеете на самом
деле.
Она вспыхнула до корней волос, но решила не отступать ни перед чем:
- А если... если он мне не поверит?
Кюре хорошо знал способы направлять людей и держать их в руках:
- Оповестите всех о своей беременности, рассказывайте о ней направо и налево; под конец придется поверить и ему.
Затем, как бы желая оправдать себя за эту хитрость, он присовокупил:
- Вы вполне в своем праве, церковь допускает сношения между мужчиной и женщиной лишь во имя продолжения рода.
Она последовала хитрому совету и через две недели объявила Жюльену о своей предполагаемой беременности. Он даже подскочила - Неправда. Быть
этого не может!
Она указала причины своих - подозрений. Но он постарался успокоить самого себя:
- Ну! Это ничего не значит. Погоди немного.
И он стал спрашивать каждое утро:
- Ну, как?
А она неизменно отвечала:
- Пока ничего. Да у меня нет сомнений, что я беременна.
Теперь он забеспокоился, досадуя и огорчаясь еще больше, чем недоумевая. Он твердил:
- Не понимаю, решительно ничего не понимаю. Хоть убей, не знаю, как это случилось.
Через месяц она рассказывала свою новость всем на свете, не рассказывала только графине Жильберте из какого-то сложного чувства
целомудренной деликатности.
После первого тревожного известия Жюльен не приходил к ней; потом в досаде махнул рукой, заявив:
- Вот уж непрошеный подарок.
И снова стал бывать в спальне жены.
Все шло в точности, как предвидел священник. Она забеременела.
Тогда в приливе самозабвенной радости и благодарности к тому неведомому божеству, которому она поклонялась, Жанна дала клятву вечного
целомудрия и стала каждую ночь запирать свою дверь.
Она опять была почти счастлива и только удивлялась, как быстро утихла ее скорбь после смерти матери. Она думала, что не утешится никогда, а
не прошло и двух месяцев, как открытая рана стала затягиваться. Осталась только умиленная грусть, словно дымка печали, наброшенная на ее жизнь.
Она не ожидала впереди никаких потрясений. Дети будут расти и любить ее; она состарится в душевном покое, не думая о муже.
В конце сентября аббат Пико явился с официальным визитом, в новой сутане, не успевшей просалиться за неделю; он представил своего
преемника, аббата Тольбиака. Это был совсем еще молодой священник, низенький, тощий, выражался он высокопарно, а глаза, впалые, обведенные
темными кругами, выдавали в нем страстность души. |