|
.. И во всех комнатах разбросаны ее вещи: ножницы, перчатки, книжка, страницы которой истерты ее отекшими пальцами, и множество других мелочей, приобретающих мучительный смысл оттого, что они напоминают множество ничтожных событий. И голос ее как будто слышится повсюду; и хочется бежать из дому, избавиться от этого наваждения! А надо оставаться, потому что другие остаются тут и страдают тоже. Кроме того, Жанна все еще была подавлена своим открытием. Это воспоминание гнетом лежало на ней, - рана в сердце не заживала. Страшная тайна еще усугубляла ее одиночество; последнее доверие к людям рухнуло в ней вместе с последней верой. Отец спустя некоторое время уехал, ему необходимо было двигаться, переменить обстановку, стряхнуть с себя мрачную тоску, томившую его все сильнее. И большой дом, время от времени провожавший навеки кого-нибудь из своих хозяев, снова вошел в колею мирной неразмеренной жизни. А потом вдруг заболел Поль. Жанна совсем обезумела, двенадцать суток не спала и почти не ела. Он выздоровел; но в ней засела страшная мысль, что он может умереть. Что ей тогда делать? Что с ней станется? И потихоньку в душу ее прокралось смутное желание иметь второго ребенка. Вскоре ее уже целиком поглотила прежняя мечта видеть возле себя двух детей, мальчика и девочку. Мечта превратилась в навязчивую идею. Однако после истории с Розали она жила отдельно от Жюльена. А сближение казалось даже невозможным при существующих обстоятельствах. Жюльен имел связь на стороне, она знала это; и одна мысль об его объятиях вызывала у нее дрожь отвращения. И все же она претерпела бы их, так мучило ее желание стать матерью; но она не представляла себе, как могут возобновиться их ласки. Она умерла бы от унижения, если бы он догадался о ее намерениях; а он явно не думал о ней. Возможно, она отказалась бы от своей мечты; но теперь что ни ночь ей снилась дочка, - будто бы она вместе с Полем резвится под платаном; и временами ее неудержимо тянуло встать и, не говоря ни слова, пойти к мужу в спальню. Два раза она даже прокрадывалась к самой двери, но тотчас же торопливо убегала, и сердце у нее колотилось от стыда. Барон уехал; маменька умерла; Жанне некому теперь было довериться, не с кем посоветоваться о своих интимных делах. Тогда она решила пойти к аббату Пико и под тайной исповеди поведать ему о своих трудных замыслах. Она застала его за чтением требника в маленьком садике, засаженном плодовыми деревьями. Поболтав несколько минут о том, о сем, она проговорила, краснея и запинаясь: - Господин аббат, я хочу исповедаться. Он изумился и даже поднял очки, чтобы лучше рассмотреть ее, потом засмеялся: - Однако же у вас на совести вряд ли очень тяжкие грехи. Она смутилась окончательно и объявила: - Нет, но мне нужно спросить у вас совета по такому... такому щекотливому делу, что говорить так вот, прямо, я не решаюсь. Он тотчас сменил обычный свой добродушный вид на осанку священнослужителя. - Ну что же, дитя мое, пойдемте, я выслушаю вас в исповедальне. Но она остановилась в нерешительности, ей стало вдруг совестно говорить на такие как будто бы непристойные темы посреди благочиния пустого храма. |
