Изменить размер шрифта - +
Часовой снял шляпу и обмахивался ею. Он надрывно кашлял, а Рилиан из последних сил сдерживался, чтобы не последовать его примеру. Охранник поднял лицо к небу, прислушиваясь к крикам. Он явно колебался. Посмотрев на озаренное пламенем небо, охранник сделал несколько шагов к началу переулка, но, поколебавшись, вернулся на свой пост, где и встал, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Вскоре, однако, проблема выбора была решена — появился еще один охранник, который объявил:

— Взрыв на Сальной улице, — горит склад. Вам приказано отправиться туда, помочь потушить пожар, пока он не перекинулся на весь город.

— А Яичный Дом?

— Он крепко-накрепко закрыт и в полной безопасности. Пожар сейчас важнее. Пошевеливайтесь.

Оба охранника исчезли. Вход в Яичный Дом остался без присмотра, но неизвестно, надолго ли. Рилиан внимательно оглядел улицу — ни души, только слышался гомон возбужденных голосов. По-видимому, на пожар сбежалось немало людей. Не колеблясь больше ни минуты, Рилиан покинул укрытие и устремился через улицу к порталу массивного входа, к двери, закрытой на внутренний замок и два навесных. Он вытащил из кармана флакончик, откупорил пробку и, больше не раздумывая, смазал все три запора.

Жидкость Кипроуза подействовала мгновенно. Воздух наполнился сладким ароматом — запахом жимолости или деревендерии. Замки среагировали, словно моряки, завороженные пением сирен. Один за другим они открылись с легким щелчком. Цветочный аромат становился сильнее, насыщеннее. Теперь почувствовался запах жасмина. Навесные замки соскочили со своих дужек и упали на землю, где и остались лежать, пощелкивая от крайнего удовольствия.

Рилиан толкнул дверь — она легко подалась, — перед взором встала кромешная темь. Он снял с укрепленного в стене кронштейна один из зажженных фонарей и вошел в Яичный Дом, осторожно прикрыв за собой дверь.

 

* * *

 

— Песнь двадцать пятая, строфа шестая, — объявил господин Мун.

Скривелч Стек вздохнул и подумал: «Хорошо бы оказаться за тридевять земель отсюда».

Взглядом мученика окинул он общий зал «Бородатого месяца», который, несмотря на поздний час, все еще был переполнен. Невдалеке главный сборщик Клайм Стиппер поднял свою последнюю в этот вечер кружку. У камина в мрачной отрешенности сидел и предавался размышлениям член Совета Джайф Файнок. Скривелч с радостью присоединился бы к любому из джентльменов, особенно к Файноку, но, беспомощный, как демон, прикованный над огненным озером, томился он в плену журчащей музы хозяина постоялого двора.

— Блестящий результат, не правда ли? — осведомился Мун и, не дожидаясь подтверждения, начал:

 

6-я строфа

 

Твоя пагубная красота! О если бы я знал, что это такое!

Мой разум померк, в душе нет света,

Грудь моя стеснена, и нет мне покоя

Оттого, что чувство мое не нашло ответа!

 

7-я строфа

 

Увы, это так. Мой пламень не смог

Лед твоей добродетели растопить своим жаром.

Иль я обманут — под строгостью твоей скрывается порок

И ты не невинней, чем распутник старый!

 

8-я строфа

 

Мои стенания — основа твоего плодородия,

Ты пьешь мои слезы — и они блестят на тебе, как роса.

Мои жалобы ласкают твой слух, как прелестная мелодия,

Неужто пищей тебе служат разбитые сердца?

 

Мун замолк, чтобы перевести дыхание, а Скривелч шарил глазами вокруг в безнадежном поиске спасителя. Судьба оказалась благосклонна к Наемному Убийце. Дверь открылась, и в зал вошел мужчина. Скривелч наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть вошедшего, и взгляд его оживился.

Быстрый переход